Вот он, звериный оскал капитализма, подумал Шура, и полез в карман за деньгами.

Коротышка шел по проходу, ловко принимая купюры в сумку. Перед креслом Шуры случилась заминка: Пикоян, еще не отошедший от тяжелого похмельного сна, не понял, чего от него хотят. А может быть, пьяная удаль ударила ему в гладкую блестящую голову, и он заговорил торопливой скороговоркой:

– Чего? Какие доллары? Кто ты такой?

Коротышка не стал тратить время на объяснение новых экономических реалий. В свободной руке у него волшебным образом появился пистолет, и его рукоять быстро и точно опустилась на обширный сократовский череп любителя оперных арий. Сопротивление было подавлено в зародыше. Пассажир взвыл и молниеносно вытащил деньги. Инцидент был исчерпан.

Сидевший рядом с Пикояном Лука торопливо передал бандюгану деньги и добавил:

– Мы не знакомы.

Следом и Шура протянул свою зеленую бумажку.

Ну, здравствуй, Венгрия!

***

Маленький городок на границе был славен своей барахолкой. В нем выставляли на продажу вещи жители России, Украины, Молдавии, независимого Закавказья и свободолюбивой Средней Азии. Они, буревестники новой формации, ежедневно и неутомимо осуществляли экономическое сотрудничество, укрепляя межгосударственные отношения, неся в Восточную Европу советские товары, слова и обычаи. Бросался в глаза огромный плакат, на котором на нескольких языках кривыми каракулями было надписано: «Здесь запрещено торговать русским, цыганам, румынам, полякам, вьетнамцам!!!».

Едва Шура с Полстаканом разложили на газетах свое богатство: серпы, миксеры, готовальни, замки, зеркала, мыло и прочие драгоценности, к ним подошел незнакомец. Спортивная одежда, коренастость, пустота и наглость в глазах явно свидетельствовали о его социальной принадлежности.

– Так, мужики, – на чистейшем русском языке заговорил незнакомец, – я тут – старшой. С вас десять долларов за место.

– Да мы еще ничего не продали, – миролюбиво ответил Полстакана. – Через час приходи.

Коренастый пошел дальше, а Полстакана вынул из-за пазухи очередной «Ройял» (сколько их у него было?) и стал разливать. Шура с тоской смотрел, как прозрачная жидкость льется в стакан. Он был слаб, как новорожденный головастик, и мечтал только об одном – сесть. Конечно, еще лучше было бы лечь.

– А ты выпей, и расслабься! – посочувствовал Полстакана. – Полстакана достаточно.

Шура знал об этом. Он знал также, что если пропустить грамм сто – сто пятьдесят, то непременно пОльгачает. Но он также знал теперь и то, что этим дело не ограничится, и последуют новые сто – сто пятьдесят, а за ними – еще, и еще…

– Может, не надо? – превозмогая слабость, спросил Шура. – Нам же еще торговать.

– А, кто спорит? Ща такую торговлю устроим – небо рухнет!

Полстакана был в великолепном расположении духа.

Все шло, как надо.

Они добрались до пункта назначения, и впереди уже виднелись кучи долларов.

А это, в свою очередь, обещало выполнением его заветной, с советского еще периода, мечты – сходить в публичный дом. Стыдно признаться, но даже Полстакана еще ни разу не бывал в подобном заведении.

– Пей! – ободрил он бледного Шуру. – За удачную торговлю!

Тот перестал упрямиться: за удачную торговлю, безусловно, следовало. Рядом Лука с Пикояном занимались тем же.

Рынок оживал.

Вдоль разложенного советского изобилия прохаживались черноволосые жители родины «Икарусов». Они вдумчиво изучали ассортимент, и охотно его приобретали. Серпы Полстакана шли «на-ура!». Из товаров Шуры лучше всего продавались автомобильные насосы. Замотанный велосипедными камерами, торговал Букашенко. Андрей Пикоян уже забыл про старые синяки под глазами и новый – на черепе, и был совершенно счастлив, поскольку принял двести грамм «Ройяла». Из его рта негромко лилось: