– Чего его охранять? Тут все – свои, – сказал он. – Посторонних не бывает. На ночь я его закрываю. Внутри – собаки: сам знаешь, какие.

Их было две – чудовищные продукты уличной эволюции, похожие на все породы, вместе взятые, и крупные, как гиены.

– Ну, а вдруг, того… Сгорит?

– Да, он железный!

– Как знаешь, – злобно сплюнул Золотарь. – Я предупреждал. Не хочешь делиться, пожалеешь.

– Ты чего, намекашь, Витюша?

– Да, причем тут я? Другие найдутся. Я-то к тебе – по-дружески. По-человечески, а ты – вон как! Гляди.

Золотарь был оскорблен в лучших своих чувствах. А еще – сосед, понимаешь ли! Не понимают люди, когда к ним с душой, не понимают! Если ты богатей, имеешь киоск, в Польшу–Венгрию ездишь – помоги ближнему, поделись частью своего счастья. Делиться надо! Другие, вот, не упорствуют.

Другие – те, которые имели киоски в окрестностях, платили Золотарю, не упрямились. А тут – сосед, родной, можно сказать человек, отказывается. Вишь, как – оно: чужие люди иногда ближе бывают, чем соседи! Надо наказывать. «Железный»… Ишь ты, делапут! Загорится так, что любо-дорого!

Одному работать было опасно – вдруг заметят, поэтому попросил помочь Пичугу постоять на шухере. Тем более, что он – мент, если что, всегда прикроет. Одно плохо – труслив очень!

***

Михаил Голубой, действительно, был не очень смелым. Милиционером стал по нужде – просто, надо было как-то зарабатывать деньги. А он после армии, в которой дослужился до ефрейтора, ничего не умел делать, и был глуп, хотя и хитер.

С самого детства рос он маленьким да трусоватым. Приходилось лебезить, и со временем он понял, что главное в нашей жизни – вовремя подхихикнуть. Был он угодлив, труслив, грязен и соплив.

Миша мечтал стать большим начальником. Он знал, что надо бить первым, но было страшно. Вот вырастет, тогда всем покажет!

В мечтах представлял себя высоким силачом, сидящим в большой черной государственной машине; в костюме с галстуком, с толстым портфелем, набитым важными бумагами и деньгами. Изгибается шофер, в поклоне открывая дверцу настоящей черной машины, продавцы подносят банки со сгущенным молоком и коробки с мороженным, воспитательница, хныкая, просит не ставить ее в угол. Он свистит в командирский свисток и машина трогается. Все другие машины останавливаются, пешеходы счастливо машут руками, милиционеры отдают ему честь. Он едет в Москву, приезжает на Красную площадь и поднимается на Мавзолей. Раздается выстрел… Нет, целый пушечный салют, и начинается военный парад. Играет блестящими трубами оркестр, едут танки, ракеты, пушки, солдаты кричат «Ура!», а он стоит на Мавзолее и машет всем рукой.

И снова мороженое, сгущенное молоко, шоколад – много шоколада, целые грузовики.

Конфеты.

Арбузы.

Газировка.

А потом он идет в кабинет и там – чтоб никто не мешал! – играет в заводные машинки и солдатиков. Военные сражения, и – победы, победы, победы. Одни сплошные победы. Над всеми!

А еще можно – раз он большой начальник – самому рулить на черной машине. На мотоцикле. На тракторе. На военном самолете. На настоящем военном корабле. И даже – на подводной лодке!

Здорово!

Как хорошо быть большим начальником: не надо рано вставать, чтобы идти в детский сад, не надо чистить зубы, не надо слушаться маму-уборщицу. А еще можно заставить бабушку есть манную кашу, а деда с отцом – пить рыбий жир вместо самогона.

Он рос, взрослел, но детская мечта не оставляла его, хотя становилась более реалистичной. В школе он понял, что стать большим начальником вовсе не просто, и для этого нужны большие усилия. И еще что-то…

Может – умную голову?

Но командовать хотелось.