Рыжуха ошалела, галопом по полю пустилась.

– Спасите! – закричал я.– Остановите лошадь!

Копыта перед глазами мелькают, в плече от удара о землю боль. Вижу, взрослые по полю заметались. Лошадь, пронеслась еще полста метров, стала замедлять бег. Не знаю, как изловчился, но правой ногой смог о бок лошади ударить и отлетел в сторону…

– Кажись, живой? – это управляющий подбежал.

– Живой, стало быть… – отвечаю, – только поджилки трясутся.

– Больно?

– Да нет, не очень. До свадьбы заживет, – пытаюсь шутить.

– Ох, напугал же ты, Леня! – говорит он. – Я из – за зарода выхожу, смотрю, а конь наметом…

Тут и отец подоспел: сам не свой, руки трясутся.

– Ну, что, пулеметчик, навоевался?

– Навоевался, – говорю, сам ушибленное плечо потираю.– Повезло на сей раз…

– И впрямь повезло, – улыбнулся отец. – Нет, сынок. Все – таки лучше тебе на велике ездить.

Много лет прошло с тех пор, а мне по ночам другой раз этот случай, как в замедленной съемке, возвращается. Особенно четко копыта вижу перед глазами…

Но на этом приключения с лошадьми не закончились. Однажды ехали с покоса и завернули к знакомому пчеловоду на пасеку.

– Я, сынок, быстро вернусь, – отец привязал лошадку к забору у черемухи, сам пошел в ограду.

– Ладно. Коли надо, подожду, – говорю.

Он только зашел в избу, а лошадь давай беспокоиться: мотает мордой, фыркает.

«Что это с ней?» – встревожился я, а понять не могу причин беспокойства.

А она вдруг отрывает штакетину и давай пятиться. Было отчего тут мне, семилетнему пацану, испугаться. Хорошо, что отец вовремя выскочил из избы и натянул до предела вожжи… Морда у лошади вся пчелами облеплена, глаза дикие… Оказывается, на черемухе пчелиный рой сидел, а отец пчел не заметил, когда лошадь привязывал к забору.

Все мое детство связано с лошадьми. Старший был в семье из детей, поэтому первейшей обязанностью было по утрам в лесу Рыжуху разыскать, а это было непросто: у нее то ботало оторвется, то путы развяжутся. Ходишь все утро по лесу, бывало, несколько километров пройдешь, а ее все нет. Какая радость, когда найдешь!

Другая проблема – поймать и узду накинуть. Третья проблема – на лошадь забраться, ростом – то мал был! То с дерева норовишь запрыгнуть, то с пенька какого… А вот когда уже ты на лошади, то тут душа поет – вдаришь пятками по бокам ее крутым – и галопом, галопом! Что по полю, что по деревне. Чтобы все видели, как лихо! Ты не пацан, если галопом на лошади не умеешь скакать!

В начале эпохи Хрущева стали много говорить о кукурузе, а также появился тезис «Об отрыве школы от жизни». Нам учителя говорили:

– Вы, дети, став взрослыми, будете жить уже в новом обществе. Задача школы состоит в том, чтобы привить вам любовь к труду.

Cамая любимая тема разговора – это как будем жить через двадцать лет, к восьмидесятому году. И продукты, и одежда, все, мол, тогда будет. Добавили еще один год учебы в школе, производственное обучение стало играть одну из главных ролей. Правда, выбор профессий был невелик. «Приближение к жизни» для нас вылилось в то, что мы учились доить коров на ферме, изучали комбайны и трактора, работали на закрепленных за школой полях.

Однажды еду из города на автобусе, смотрю, а навстречу колонна комбайнов идет, штук десять, не менее.

– Гляньте, гляньте, как идут! Надо же, – изумился водитель. – Как на параде!

– Ну а как же? – вмешалась пожилая женщина. – Это же пановские школьники поехали. Ну, теперича уборка быстро закончится, коли такая подмога совхозу идет.

Когда на даче полю сорняки, то вспоминаю дни работы в школьной производственной бригаде. Рядом с бригадой находились поля со свеклой. С утра надо было каждому твердую норму выполнить: прополоть два рядка посевов – это примерно с километр каждый. Прополка – труд тяжелый, а когда еще и жарко, то свекольный ряд кажется бесконечным.