Всегда по – соседски помогал в деляне на заготовке дров, на покосе, на уборке картофеля, частенько приходил к отцу побеседовать за жизнь. Тихий, скромный. Никогда не видел его нетрезвым или ругающимся с кем – нибудь. В девяностые его семья переехала жить в Омск.


Позвонила мне его дочь Лидия. Разговорились.

– Завтра папе, – говорит, – будут медаль вручать.

– Что за медаль?

– В честь 70 – летия Победы.

– А он, что на фронте был? – удивился я. Ведь, кажись, с двадцать пятого…

– Да. – отвечает она. – Дошел, то есть доехал аж до Берлина. Всю войну баранку крутил. Правда, сожалеет, что не довелось рейхстаг посмотреть.

– Он же, Лида, ни разу ни словом не обмолвился мне о войне. Никогда его не видел с наградами. Знаешь, я служил к Германии, недалеко от Берлина, но вот рейхстаг тоже не довелось посмотреть…


Лидия добавила:

– Вот такой у меня папа! Кстати, есть у него медаль и за освобождение Варшавы. Ордена тоже есть… Призвали в сорок втором, а демобилизовался осенью сорок восьмого. Я сейчас папину фотографию скину по интернету. Небось, не признаешь…

***

Увидев дядю Петю на фото я лишился речи. Вся грудь в наградах. Вот ведь как бывает!

6.НА ПОКОСЕ


Этот день запомнился мне на всю жизнь. Сено с отцом на лугу косили. Смотрим, управляющий фермой на свой покос приехал в бричке – сено созрело. На лошади. Смотрю, жеребенок рядом. Подъехал к отцу и говорит:


– Выручай, Семенович! Дай пацана на часок. На волокуше сено хочу свозить.


Отец на меня посмотрел и спрашивает:

– Не побоишься, сынок?

– Что я маленький, что ли? С чего бы это вдруг испугался? – отвечаю, обидно стало от этих слов.


Тут же управляющий сменил тему разговора. Вытащил седло из ходка.

– Ну, как, Леня, нравится Рыжуха – то? – спрашивает меня.

– Мне на лошади погонять – одно удовольствие, – отвечаю, – как за рулем «Победы» покататься. Признаться по совести, когда по деревне проезжаете, честное слово, завидки берут.


– Учись хорошо – будешь, как и я на такой красавице ездить, – он похлопал меня по плечу и помог забраться в седло, подхватил свисавший повод.


Я пятками слегка ударил лошадь.

– Айда, Рыжуха!


Жарища, слепни одолевают. Отец едва успевает сено накладывать. От зарода гоню коня, волокуша на кочках подпрыгивает. Подлетаю к копне, лихо разворачиваю волокушу.


– И – эх! Я конармеец из Первой конной Армии Буденного, – говорю. – Представьте, что это вовсе и не волокуша, а тачанка с пулеметом.

                И с налета, с поворота,
                По цепи врагов густой,
                Застрочил из пулемета,
                Пулеметчик молодой…

– Проворный ты, пулеметчик, как я посмотрю, – смеется управляющий. – Я тоже пулеметчиком хотел быть, но куда там – не взяли, в артилерии оказался.


Хлестнул я Рыжуху и помчался с копной к зароду, аж пыль столбом.


Эх, тачанка – ростовчанка,

Наша гордость и краса,

Конармейская тачанка,

Все четыре колеса!..


Лихую мою песню вдруг прервал отец.

– Эй, Леня! – он меня окликнул.– Тормозни – ка!

– В чем дело? – я натянул поводья. Вытер со лба пот.

– Сдается мне, что я от твоей тачанки колесо в траве нашел…


Мне стало не по себе. Обернулся, действительно, так и есть: на волокуше нет одного колеса.

– Ба! Вот тебе раз! Потерялось, выходит, – я развел руками.

– Ну, ты, даешь! Хватился! – рассмеялся отец, – Посматривать надо. Хорошо, что я в траве наткнулся.


Починили волокушу на скорую руку, водички попили. Взрослые поговорили о житейских делах. Работа пошла быстрее после отдыха.

Вот уже и за последней копной я помчался, а тут вдруг собака возьми и выскочи из куста. Мало того: хватанула лошадь!

– Елки палки! – только и успел я вскрикнуть. Испуганный конь поднялся на дыбы, а затем дернулся влево. Я схватился за шею лошади, да толку что? Страшная сила рванула из седла, правда, одна нога осталась в стремени…