– И?

– Мишаня перепугался не на шутку. И меня давай стращать, дескать, Аспидон всеведущий и мстительный, поберегись, Палыч!

– И как ты, ноги задрожали?

– Ещё чего. Где я – и где Аспидон? Мне с ним делить нечего.

– О чём вы ещё говорили?

– Ну, вечные темы. Эликсир, биохрон, справедливость. Это же Мишаня, группа «Б».

– Что значит – группа «Б»?

– Я привык делить людей на два типа – «А» и «Б». Группа «А» – кто совершает и достигает. А группа «Б» – когда иметь или казаться важнее, нежели чем быть. Они выбирают синюю таблетку.

– М-да, не очень-то ты Мишаню… Имеются друзья более близкие? Кто, если не секрет? Присутствующие не в счёт.

– Стругацкие, Борис и Аркадий. Меня притащили сюда, чтобы уточнить эти детали?

– Потерпи, потерпи… И всё же вспомни, было ещё необычное?

– Вроде ничего. А, да… Калитка!

– Что – калитка?

– Звякнула, будто кто её закрыл. Уже после того, как…

– Пон-нятно… – вытащив из кармана, Ратников подбросил на ладони ключи от сейфа. – Разговор у нас нешуточный, а потому – вспомним традицию нашего сектора.

Он открыл сейф.

– Анатолий Борисович, – заметил я. – У тебя не просто бронированный шкаф, а настоящая скатерть-самобранка!

– А як же ж.

Сервировочный столик уже венчала бутылка армянского коньяка.

– Порежь покамест, – Ратников протянул мне тарелку с помидорами. – Игорь Маркович, придвигайся плотнее. Ну, за встречу!

Мы дружно выпили.

– Кстати, – дожевав красный ломтик, Ратников обратился ко мне, – а в Академии ты, оказывается, бываешь? В июне любимый сектор номер пять посещал. А как сюда – лишь под конвоем?

– Ты и сравнил! У Сергея-то своё, родное. А тут что? Ох, человечество в опасности! Ах, срочно спасать! Именем Академии и старшего сына её – первого сектора! Не по мне это всё… Так зачем я понадобился?

– Не спеши, – вместо ответа сказал Ратников. – Скажи, во сколько начались передряги твои? Ну, звуки эти неземные, файлы с рукописью?

– Днём. В половине первого.

– У нас в это время было четырнадцать тридцать, – Ратников переглянулся с Вараксиным. – Остаётся ещё версия. А не связано ли нападение с твоей работой – здесь, в Академии? – он кивнул на потолок. – В пятом секторе? Может, утечка? Защита у вас хиленькая.

– Исключено. У нас всё чисто.

– И всё же? Над чем вы с Сергеем нынче мудрите? Я не просто так спрашиваю.

– Ну, хорошо. Проект «Лазарь», вы в курсе?

– Нет, – ответил Вараксин. – И что это значит?

– Вот! А говорите, защита слабая.

– Давай-ка по делу. – Ратников выудил сигарету из пачки.

– В общем, так. Кто творит историю, по-вашему? Личности или массы?

– А можно без предисловий? – Ратников щёлкнул зажигалкой.

– Разумеется, – ответил я. – Если кратко, мы решили воскресить гениев. Из доэликсирной эпохи.

– Вот оно что! – оживился Вараксин. – А как именно? И кого же вы взяли в оборот?

– Как мы понимаем, после смерти человек не исчезает напрочь. А от гения остаётся много чего, и физическое тело – даже не главное.

– А что главное? – спросил Ратников.

– Информация – ментальная и духовная. Пушкин – не только смуглый и курчавый мужчина невысокого роста, внук негра. Куда больше это «Евгений Онегин» и куча других нетленок. А если добавить генетический анализ…

– Так-так-так, – сказал Ратников. – А правда, что генетический материал можно собрать лишь при захоронении, а кремирование…

– Вовсе не так, – перебил я. – Следы генов содержатся, к примеру, в отпечатках пальцев, оставленных на рукописях, нотах, скульптурах.

Вдохнув дразнящий аромат, я пригубил из пузатой рюмки.

– Ну, ну! – Ратников тоже сделал глоток.

– В общем, мы собираем всё, что связано с человеком. Портреты и фотографии, письма, особенно бумажные, воспоминания современников.