Лорич прерывисто рассмеялся через нос.

– Поздравляю, Анфиса, теперь ты сама как тот ангел-хранитель!

– А мною тоже управляет какой-нибудь ангел-хранитель, работающий в другом агентстве по делам случайностей и запланированных событий? Или, может быть, в этом же агентстве?

– Возможно, – кивнул Лорич. – Если ты важная птица и твоя судьба повязана с судьбами множества других людей, то тобой может управлять целая организация вне твоей воли. Тогда ты как пуля, которой стреляют в цель. В противном случае ты – просто рикошет. Щепка, мелкая дробь, отлетающая в сторону в результате выстрела.

– Первый вариант, конечно, приятнее, – усмехнулась Анфиса. – Но я никак не пойму: все-таки у каждого человека есть своя предначертанная судьба или ее делают такие, как мы?

Роман Лорич осторожно положил курительную трубку на стол и взял из металлической сахарницы несколько кубиков рафинада.

– Вот, представь, что в моей руке разные события, которые произошли или произойдут когда-либо в жизни отдельно взятого субъекта.

Он слегка подбросил на ладони сахарные кусочки. Затем принялся выкладывать на столе кубик за кубиком, чтобы получилась прямая линия. При этом приговаривал:

– Вот наш субъект родился в городе N, вот пошел в школу номер «икс». Вот здесь – случился первый поцелуй с девушкой по имени «игрек». Тут – он женился, тут – появился первенец. Где-то между этими событиями его укусила в подворотне собака, заболел зуб, еще он сходил в магазин такого-то числа, в такое-то время. А тут – была парикмахерская, премьера фильма и поездка на море. – Лорич провел мундштуком над получившейся сахарной линией. – Жизнь, полная различных событий, которые связаны между собой невидимой нитью. Нанизаны на нее, как бусины в колье. Вот здесь, – он указал на последний в ряду кубик, – наш индивидуум станет послом доброй воли ООН и поможет сотням африканских детей. И нам становится об этом известно. – Старый философ положил за пределами линии еще один кубик и ткнул в него трубкой. – И он уже не станет серийным убийцей. Если только…

Роман Лорьевич подвинул мундштуком один из кусочков сахара, затем снова набрал в ладонь порцию рафинада и начал выкладывать из нее другую линию, от одинокого сдвинутого кубика.

– Одно-единственное событие может привести к тому, что он превратится, скажем, в Джека Потрошителя. И никогда не узнает, что при другом раскладе он мог стать волонтером, спасителем, доброй души человеком. – Он замахал кистью руки, разбрасывая по столу ровный ряд кубиков. Затем подобрал один из них и поднес к носу. – И, уж тем более, для нашего индивидуума так и останется секретом, почему так случилось. Он и окружающие спишут всё на трудное детство, отца-деспота, неудачный сексуальный дебют, замученную когда-то кошку на его глазах. Но в действительности программу сбило вот это неприметное событие.

– И… какое событие? – поинтересовалась Анфиса после долгой паузы, внимательно глядя на сахарный кусочек, зажатый между двумя пальцами Разумовского.

– Он просто подвернул ногу, когда спускался по лестнице. Левую ногу. Или, скажем, за стенкой заплакал среди ночи младенец. Может, некто, с кем нашего героя позже сведет на мгновение жизнь, подберет с земли чье-то кольцо и оставит себе. А вдруг он полюбит вполне конкретную даму? Катализатором может стать даже самое незначительное, на первый взгляд, событие. Мы его просто вставляем подобно детали от пазла и получаем нужную картину. Конечно, сам субъект будет до конца жизни уверен, что стал волонтером только благодаря своему другу-наставнику или пошел по кривой дорожке по вине родительской жестокости.