– А вы поглядывайте, поглядывайте за ней! – приказала Янина. – Я вижу по глазам, что Тонька вороватая.

И мама не нашлась что ответить, да и я бы не нашлась.

Но Янина и не ждала ответа. С ней вообще трудно разговаривать так, как все говорят друг с другом – сперва она, а потом ты, и потом она, и опять ты. Ей надо только самой высказываться. Она высказалась тогда и пошла в домик заниматься своей бухгалтерией.

Но сейчас Янины нет, и я не знаю, что мне делать. Зачем-то я оглядываюсь по сторонам, и женщина нетерпеливо говорит:

– Ну позови же кого-то из взрослых! Почему я уже столько времени говорю с тобой?

– Я… Это… – тяну я.

Собаки за моей спиной необыкновенно взволнованно лают. Я различаю голоса: вот ухает Сарама, вот захлёбываются Тапка и Альма, и вот – чей-то истошный визг.

Там что-то происходит, и мои ноги уже пружинят, мне надо туда бежать, но женщина мне преграждает дорогу. Девочка топчется рядом с матерью. Ей уже скучно, она исподлобья глядит на собак, прыгающих на сетку вольеров. Гулять им надо, гулять!

Зачем я пустила этих двоих в неприёмное время?

В тоске я гляжу на калитку и вижу: она открыта! Я же совершенно забыла её запереть!

Странно, что никто из собак не убежал на улицу. Они очень заняты чем-то в углу за вольерами, там лай и возня. А в калитку между тем не спеша входит девушка в оранжевом комбинезоне и начинает озираться по сторонам. Ещё одна утренняя гостья! Но ведь на заборе у нас висит расписание! На него, кажется, вообще никто не смотрит, потому что калитка снова с противным скрипом раскрывается. «Кто-то ещё читать не умеет», – думаю я. А это моя мама! И она сразу же задвигает щеколду, чтобы никто больше не приходил до времени, и бежит к нам. А женщина бросается к ней навстречу:

– Вы… Нет, ваши подружки нас вчера обманули! Эту собаку нельзя держать в доме!

Она требует с мамы какие-то деньги, которые будто бы вчера положила в копилку.

Мама робко оправдывается:

– Это было пожертвование… Это ваша помощь приюту… У нас даже если кто не берёт собак, кто пришёл только посмотреть, – тот просто так жертвует деньги…

И женщина ей обещает:

– Я на вас налоговую напущу!

Мама тогда снимает рюкзак и, держа его на весу, роется внутри – ищет свой кошелёк. А потом достаёт купюру и спрашивает:

– Доча, посмотри, у тебя есть пятьдесят рублей? Мне не хватает…

Женщина удовлетворённо прячет деньги в сумку, а потом пытается рассказать маме всё сначала – как им сказали, что Пакля весёлая, а оказалось – нет, и как от неё в доме всё воняет.

Но мама только отмахивается:

– Уходите от нас, пожалуйста.

Тут к нам направляется девушка в оранжевом комбинезоне, но мама, только поглядев на неё, бежит за вольеры, на ходу бросив мне:

– Там что-то…

И уже издалека спохватывается, кричит:

– Валя, калитку за гостями замкни! И девушку проводи тоже!

Хотя я уже и так веду маму с дочкой к выходу. И девушке машу, чтоб шла за нами.

– Я сразу, – говорю, – сразу за всеми вами закрою! Мне так удобнее!

Это значит: «Мне удобнее, если я с тобой не буду разговаривать. Да я вообще ни с кем не хочу говорить. Мне сейчас не нужно посетителей!»

Но девушка мотает головой:

– Я к вам на работу.

И я тоже мотаю головой в досаде, что мне всё-таки говорят что-то, и надо слушать какие-то слова, а это совсем не вовремя.

Обычно только звонок в калитку – и наши собаки уже здесь, возле выхода. Ждут: вот приоткроется дверь, и они сразу – раз! – и на дорогу. И Пальма, и Альма, и Тапка. Но сейчас они все за вольерами, и мамин голос там громче всех, она старается набрать как можно больше воздуха и кричит зычно и строго:

– Место, Пальма! Иди на место!