Наконец, хозяин перевёл внимание на гостя.

– Вы не голодны, лейтенант? Стол праздничный мы не готовили, впору поминальный собирать. Но кое-что у нас всегда припасено.

– Ещё мама готовила, когда из больницы выписалась… – донесся у него из-за спины детский голос, и Лёха вдруг подумал: каково это, кушать котлеты или суп, зная, что сделавшие их женские руки, руки жены или матери, больше никогда и ничего не приготовят?

Он бы, наверное, не смог.

Но угощение вышло вполне холостяцким. При виде колбасы и овощей Лёха невольно вспомнил продавщицу-буфетчицу с повинной в злоумышленной «ненарезке огурцов»; произошедшее в ОБЭП ему казалось сюрреалистическим. Каково же будет злодейке, когда она успокоится и расскажет трезвомыслящим друзьям, в чём же её обвиняют? Димка, увлёкшись беспределом, шутит с огнём.

– Помянем! – Бекетов поднял стакан с виски, не задавая Лёхе бессмысленный вопрос, за рулём ли тот.

– Помянем. Жену вашу и остальных… – опер спохватился, что до остальных овдовевшему мужчине нет дела, но протеста не последовало. Выпили не чокаясь.

Хозяин, переодевшись в старый спортивный костюм «Найк», уже не походил на бизнесмена и владельца солидного предприятия. Даже очки нацепил простые, с металлической оправой. Просто уставший, невыспавшийся, подавленный мужик. Бухгалтер незадолго до проводов на пенсию.

– Но вы зашли не ради виски, Алексей. Что-то узнали?

– Не много. Пока сопоставляю факты.

– Например?

Лёха стянул с тарелки тонкий до неприличия кусочек салями.

– Если рассматривать взрыв в «Заряне» вне связи с двумя другими, то всё указывает не на теракт, а на попытку убить лично вас, – сыщик кратко пересказал свою теорию, озвученную в гаражах полчаса назад. – Поэтому у меня возник вопрос. Кто-то знал, что вы, заработав серьёзные деньги, остались жить в недорогом районе, ходите в «пролетарский» гастроном шаговой доступности. И поставил капкан. Кто осведомлён о ваших привычках? И, если уж так, почему вы не съехали в свой дом в Боровляны, а не нравится в Боровлянах – в Дрозды, за библиотеку к Ваньковичам, наконец?

Бекетов налил обоим.

– Проще ответить на второй вопрос. Я здесь живу с советских времён. Сначала в сороковом доме, потом разменялся с доплатой на этот, прикупил у соседей смежную квартиру, когда они съезжали. Потом для тёщи тремя этажами ниже. И больше никуда не собираюсь. Коттедж – это дача и понты. Моё детство прошло с мальчишками на канале и на озере у «Трудовых резервов», сейчас спорткомплекс переименован в «Олимпийский».

Лёха кивнул.

– И в лесу у Кольцевой?

– Точно. Лесопарк за «Трудовыми», когда тебе десять-двенадцать, казался настоящей тайгой, джунглями, полными монстров и приключений. У моего сына в этом же возрасте – компьютер, планшет, смартфон. Мы играли в те же игры, только на улице и не в «Покемон Гоу».

– Наслышан. Старые опера говорят: тогда на улице стократ опаснее было. Нынешняя молодёжь драться не умеет и не любит.

– Мы умели, – смурное лицо Бекетова чуть посветлело от воспоминаний. – Это сейчас смотрят фильмы про метросексуалов. У нас другие котировались: «Кулак ярости», «Удар дракона», «Крутой Уокер». Даже самые хилые и больные лупили кулаками в стену, воображая себя каратистами. Ну, и рубились. Двор на двор, район на район. Потому и в лес к МКАДу было жутко ходить: вдруг там пацаны с другого района, и их больше.

– Но всё равно ходили?

– Само собой. Острые ощущения. Как сейчас говорят, адреналин. Но ничего. Пригодилось, когда в Афганистан отправили. Меня сразу после юрфака – командиром мотострелкового взвода. Был бы комнатным мальчиком, точно бы пропал.