– Ни один из грабителей банка не проживает на Востоке, – напомнил Сазонов.

– Значит, связь в чём-то другом, и мы этого не видим. Есть одна деталь… Ещё когда в дыму по магазину ползал, обратил внимание: взрыв за счёт окружения закладки с сумкой другими металлическими ящиками, и в них тоже напиханы сумки, получился направленный, в сторону касс и на улицу. Витрину толпа в панике обрушила. Будь я террористом, закладывал бы сумку не в центральный, а в угловой ящик, и совал бы побольше болтов, гаек, шурупов всяких, чтоб болтами этими прошило всё пространство торгового зала. Жертв было бы раза в два больше.

– К чему вы гнёте?

– К версии, что это не теракт, а бытовое убийство, замаскированное под теракт. Чтоб искали Аль-Каиду местного розлива.

– У нас такое предположение высказывали, но сочли его маловероятным, – усмехнулся Сазонов. – Что-то и мне холодно. Пройдём в микроавтобус?

– Потерпите. Недолго осталось рассказывать, – Лёха вздохнул и признался. – Я сегодня целый день взаперти в кабинете, дайте воздухом подышать.

– Дышите, – великодушно позволил собеседник. – И продолжайте.

– Пострадавших, заслуживающих внимания, немного. Остальные – малообеспеченная публика из панелек, варианты с ними я бы отложил на вторую очередь. Первоочередных там, мне кажется, всего трое: литовец с непроизносимой фамилией, банкир Щирко и оптовик Бекетов.

– Бекетов? Да, у которого погибла жена.

– Верно. Он был с ней рядом и двинул вглубь торгового зала за секунды до обрыва записи с камеры наблюдения. Жена его – обычная домохозяйка. А Бекетов крутится у министерств, играет в тендерах. По крайней мере, это в интернете о нём писали, ещё до взрыва. Мог кому-то крупно перейти дорогу.

– Литовца и Щирко я бы сразу исключил. Первый нагрянул в гости к минским друзьям буквально внезапно. Щирко жил за Национальной библиотекой, тормознул у «Заряны» случайно. Минировать магазин в надежде, что они туда вдруг заявятся, это ещё меньшая вероятность, чем совпадение трёх взрывов.

– Круг сужается. От бесконечного до просто огромного, – резюмировал Лёха.

– Бекетов… Его допрашивали, я читал протокол. Кое-что мне осталось непонятным. Мужчина не бедный, его коттедж в Боровлянах на полмиллиона баксов потянет. Почему живёт в районе советских панелек? Ходит в магазин для льготников-пенсионеров…

– То есть второпях ему задали не все вопросы. А я слышал, ваша контора славится обстоятельностью, – опер не удержался от колкости. – Ладно, Виктор Васильевич, не буду вас морозить и сам к Бекетову нагряну. Вдруг с пользой.

И с удовольствием, если там обнаружится миловидная Инга. Пусть чужая любовница, и вообще, девица из другой жизни, но за «просто посмотреть» денег не берут, верно?

Дверь открыла та же скорбная женщина – тёща Бекетова.

– Он ушёл по делам. Скоро обещал быть.

По-прежнему сквозила неприязненная интонация. Таким же тоном она сообщила вчера о приходе Инги. Интересно, негатив распространяется на всё человечество в целом или только на зятя с его молодой секретаршей?

– Можно у вас обождать?

– Проходите. Но не знаю, сколько займёт времени. Евгений, как всегда, в делах, даже за пару часов до Нового года, и сын его брошен один, без матери.

С бабушкой – это тоже один.

Впрочем, внутрисемейные подробности никак к делу не относятся. Лёха снял шинель и устроился на диване, уткнувшись в смартфон.

Бекетов не задержался. Кивнув Лёхе, он сразу прошёл в комнату сына, схватил его на руки, прижал к себе.

Ничего не было сказано. Но, наблюдая эту сцену через проём двери, опер, как и вчера, в этой скупости выражений чувств увидел их искренность. Отец и сын не произнесли ни слова, только обняли друг друга.