Предвкушение сокрушительного фиаско. 

Но вместе с ним головокружительное ощущение радости бытия в мире, где есть Она. Где я снова могу её видеть, заглянуть в её искрящиеся золотыми искрами васильковые глаза и утонуть, коснуться, если повезёт, вдохнуть древесный запах её духов…

Батя мой Рамзес!

Как лабораторная крыса за куском сыра я добровольно лез в лабиринт, зная, что из него нет выхода. Как дрессированное шимпанзе дёргал за верёвку, чтобы на голову мне упал банан, но и опрокинулось ведро ледяной воды. Как железные опилки, рассыпанные по столу, полз к магниту, скрипя и сопротивляясь. Неумолимо полз.

— Как у вас дела? — позвонил я отцу, когда на моё последнее сообщение Славка не ответила — её телефон всё же сел.

— Нашли? — неправильно расценил отец мой предательски дрогнувший голос.

— Нет, пап. Но есть надежда, что девочка уехала, а значит ещё жива. Я звоню сказать, что задержусь. Машину забрал. У меня тут ещё дела.

— Ну задержись, — легко согласился он. И не дожидаясь вопроса, ответил: — У нас всё хорошо. Дружим.

Это значит, что сегодня Конфетка в хорошем настроении и не капризничает.

А когда наша девочка довольна, и у нас всё замечательно. 

Отец не спросил: куда это я? И что у меня за дела на ночь глядя?

Я бы, конечно, и не ответил, мне всё же тридцать, а не тринадцать, я уже взрослый мальчик. Но я был благодарен ему за то, что никогда он не заставлял меня ни отчитываться, ни оправдываться. Только просил, чтобы я ставил его в известность, если задерживаюсь. И, что бы ни случилось, говорил правду.

Я и сказал:

— Не знаю, во сколько вернусь. На ужин меня не жди.

Он ответил «понял» и отключился.

Проклятье! Я ударился затылком о подголовник. Выдохнул. И включил правый поворот, выезжая с парковки.

Ну не могу я иначе! Не могу!

Пусть мне будет хуже, пусть снова в клочья изорву душу, но Славка попала в беду, а я грёбаный Чип-и-Дейл, что всегда спешит на помощь.

— А если так? — добавил я ещё одну купюру, бросив её на сиденье перед водителем грейдера.

— Ладно, черт с тобой. Показывай дорогу, — снял мужик вязаную шапку, что держалась на его затылке не иначе как на матерном слове, накрыл ей деньги и кивнул.

Главное шоссе, что вело к элитному загородному посёлку, где жила Владислава, расчистили. Но техники не хватало, и улицы, что вели внутрь посёлка, так и стояли в снегу.

Я прижался к обочине и включил поворот.

Водитель опустил отвал.

За нами по расчищенной дороге выстроилась вереница машин.

И пока грейдер елозил у ворот, освобождая от снега гараж и подъезд к Славкиному дому, с соседних улиц набежали жители с просьбами заехать и к ним.

Я махнул водителю, отпуская.

И вошёл в открытую для меня дверь дома.

я не из типов что как слизни

прилипли к жёнам и домам

я вольный волк бунтарь по жизни

да мам?

7. Глава 7

— Спасибо! — просипела Славка почти беззвучно.

Нет, не смахнула слёзы признательности. Не протянула руки, чтобы меня благодарно обнять. Не прижалась, как житель осаждённого города к спасителю.

И я не забыл, как напряжённо-мучительно обычно оберегала она своё личное пространство от меня. Как отстранялась, едва я наклонялся. Убирала руку, если нечаянно касался. Садилась так, чтобы не тронуть меня ногой, бедром. Но на одно короткое, очень короткое мгновенье я так отчётливо почувствовал сквозь тройной слой одежды, мембрану, утеплитель и водоотталкивающий слой ткани тепло её тела, что ощутил знакомый привкус горечи.

Пусть она охотно написала адрес. Пусть легко согласилась, что я приеду. Ничего не изменилось… Разве что восторженный взгляд, что вчера сиял на её лице, не исчез, просто стал мягче, словно медный отблеск уходящего за горизонт солнца подсвечивал изнутри её глаза и меня смущал. Ведь она всё та же Владислава Орлова, что зябко куталась в тонкую кофточку, скрестив на груди руки, словно закрываясь.