День Независимости облаков. Сборник стихов и рассказов Эсфирь Коблер

Но детских лет люблю воспоминанье…

А. С. Пушкин1

Все дальше и дальше уходят

леса моего детства

с их тихими мхами

и незабудками…

Т. Михайловская2

Мой отец считал, что загородный воздух – главное для здоровья ребёнка. Поэтому начиная с 1948 года родители снимали дачу по Северной железной дороге. Ежегодно мы выезжали на шесть месяцев из города, возвращаясь в Москву только с первым снегом. Переезжали капитально, папа заказывал целую машину дров, везли мебель и даже ковёр. Первая дача, которую сняли родители на платформе 43-й километр в 1950 году стояла рядом с небольшим лесочком. В ту весну, мне ещё не исполнилось три года, но я прекрасно запомнила, когда, подъезжая к дому, машина застряла в лесочке, ведь тогда там не было дороги. Помню, как меня несли на руках по лесу, – это первые воспоминания о том счастливом времени. В то время я решительно отказывалась разговаривать, а родители очень переживали:

– Леночка, скажи «папа», «мама»! Скажи, как тебя зовут?

Но всё было бесполезно, говорить я не хотела и упрямо молчала, хотя отлично понимала речь взрослых и ясно помню их просьбы. Но всё вдруг переменилось – именно на даче у хозяйки Прасковьи Семеновны. Её дом был первым на второй просеке (так назывались улицы в посёлке). Напротив, рядом с лесочком, раскинулся лужок, где паслись козы и коровы. Папа подводил меня к козам, я протягивала им травку, они осторожно брали ее, касаясь моей ладошки теплыми губами, и с удовольствием жевали. Я была в полном восторге! Но знакомство с телёнком весьма обогатило мой негативный жизненный опыт: как-то раз я подошла к телёнку и протянула ему кусок хлеба, а он, недолго думая, довольно сильно боднул меня и я, не удержавшись на ногах, села в траву, но при этом ни капельки не испугалась. Это событие произвело на меня неизгладимое впечатление, эмоции меня переполняли и, желая поделиться этой невероятной новостью, я заговорила. Произошло это так. Рядом с домом Прасковьи Семеновны стояла дача знаменитого детского врача Розанова. На следующее утро, обнаружив общую калитку, я каким-то образом очутилась на соседнем участке: доктор сидел в шезлонге и читал газету. Чувства рвались наружу, и я взволнованно начала свой рассказ:

– Папа и Нена (Лена) пошли к мумуке. Одна мумука – бац Нену, пала Нена! Во как! – без конца твердя этот неповторимый текст, я для убедительности выразительно жестикулировала. Потом, подумав, решила прочитать «Сказку о царе Салтане», которую, как и «Сказку о мертвой царевне и семи богатырях», оказывается, знала всю наизусть, ведь эти сказки мне читали родители. Когда я закончила чтение, мой слушатель был покорён.

В следующем 1951 году мы сняли маленькую комнату на соседней даче. Хозяйку все звали тётя Вера. Её сад меня совершенно околдовал: там цвели душистые яблони, роскошные белые и красные розы, темные ирисы и оранжевые лилии, и среди всего этого великолепия порхали разноцветные бабочки. В окошко нашей комнаты заглядывали цветущая сирень и жасмин, а на их ветках жужжали бронзовые жуки. Напротив крыльца стояли огромные старые липы, а вокруг них постоянно суетились и гудели шмели. Позади дома стоял небольшой сарай – там жили куры. Утром я спешила к курочкам, и, когда я появлялась с хлебом в руках, они слетали с насеста и кружили вокруг меня, а я их кормила. Скоро мои подопечные уже узнавали меня и, переваливаясь на своих лапках, гуляли со мной возле сарая, выпрашивая корм. Меня даже сфотографировали с ними на память.

Дача была светлая двухэтажная. Мы жили на первом этаже, а на втором этаже жили наши соседи, известный театровед и профессор ГИТИСа Стефан Стефанович Мокульский3 со своей женой Надеждой Осиповной, её матерью и огромным котом Васькой. Вскоре я познакомилась этим злодеем, который стал предметом моих постоянных хлопот и огорчений. Дело в том, что я была с детства «птичьей душой», любила не только кур, но и весь пернатый род. А этот несносный разбойник с раннего утра сторожил под яблоней свою добычу. В его лапы часто попадались птички, некоторых он душил, и только некоторым иногда удавалось вырваться и улететь. Когда Васька съедал птичку, моему гневу и горю не было предела. Поэтому я объявила ему настоящую войну. Кот был хитер и коварен. Он лежал с горящими глазами под яблоней и бил в нетерпении хвостом по земле, поджидая свою очередную жертву, а я подкрадывалась потихоньку из-за кустов и набрасывалась на него в самый ответственный момент его охоты. Бесстрашно сражаясь с котом, я изо всех сил пыталась вырвать из его лап замученную птичку, а он царапался своими острыми когтями и шипел. Однажды, вырвав из лап кота несчастного воробья, я хотела задержать бандита, но у меня ничего не получилось, он был слишком толстым и тяжелым, и я не смогла удержать его, да к тому же он меня больно исцарапал. Так продолжалось до осени: кот караулил птиц, а я – кота. Перед отъездом нас сфотографировали, Ваську я еле удержала в руках, удивительно, но он не вырывался, как вы понимаете, ни я, ни он особого удовольствия не испытали!

Этим же летом мои родители, по-настоящему подружились с Мокульскими. Стефан Стефанович в совершенстве владел французским языком. Каждый вечер, прогуливаясь по саду с моим отцом, они разговаривали только по-французски, и видно было, что оба были необычайно увлечены беседой. Вечером я слышала, как папа восторженно рассказывал маме, что давно не получал такого удовольствия от общения на таком превосходнейшем французском, да ещё с таким интеллигентным и образованнейшим человеком, как Стефан Стефанович. Мама постоянно болтала с Надеждой Осиповной, поэтому родителей часто приглашали на второй этаж пить чай. Однажды мне тоже разрешили сопровождать маму и папу. Я вскарабкалась по крутой лестнице наверх и застыла в изумлении. Рядом с окном стояла моя мечта: большая деревянная кровать для куклы, с пышной периной, пуховой подушкой в белоснежной наволочке, отороченной кружевами, и атласным розовым одеялом в кружевном пододеяльнике, а куклы почему-то не было видно. Я окинула взглядом всю комнату, но ничего не увидела:

– А где же кукла? – в недоумении спросила я.

– Это кроватка не для куклы, а для нашего Васеньки, нашего любимца! – ответила Надежа Осиповна своим хриплым голосом, прикуривая сигарету. Она курила постоянно, я помню её всегда только с сигаретой. От неё всегда пахло табаком, впрочем, так же, как и от её старушки мамы.

– Да-да, это кроватка для Васеньки! – раздался с веранды густой бас, и появилась седая, невысокая сухощавая пожилая женщина с дымящейся папиросой – мама Надежды Осиповны. Женский бас я услышала впервые и помню, что была поражена, это было совсем неожиданно и непривычно. Впечатлений на тот вечер было для меня слишком много. К тому же моему возмущению не было предела:

«Такая роскошная кровать – для этого ужасного кота, который безжалостно душит и ест птичек?!» – думала я.

Но тут подали чай и «соломку», которую все любили в доме Мокульских, надо сказать, что я с тех пор с удовольствием лакомлюсь этими хрустящими палочками.

В тот вечер я впервые увидела близко Стефана Стефановича: довольно высокого, крупного мужчину. А он вообще на меня никакого внимания не обращал, да и по всему было видно, что детей он не любит. Разговаривать с ним я не смела. Иногда наблюдала его издали, когда он прогуливался с тросточкой, в кремовом костюме, беседуя с моим отцом. В тот вечер, как полагается перед выходом в свет, я нарядилась и надела на руку игрушечные часы с цепочкой, которые недавно подарил мне папа. Эти часы были предметом моей гордости, я постоянно смотрела на них, словно они были настоящие. Мокульский, важный и недоступный, сидел в кресле, попивая чай, и тут неожиданно для всех заговорил со мной. Он попросил меня почитать стихи, которые я знаю, и я начала читать сказки Пушкина, и он, как я помню, остался доволен. Расхрабрившись, я показала ему часы и тут же похвасталась, что это подарок папы – «золотые часы с цепочкой». На следующий день, Надеждой Осиповна со смехом рассказывала:

– Валечка, как только вы ушли, Стефан Стефанович с ужасом обратился ко мне: «Ты представляешь, Надюша, что творится на свете! Что же это такое, четырёхлетнему ребенку купили золотые часы? Где это видано?! Подумай, что это за родители?! Это просто ненормальные родители!» Валюша, Стеф подумал, что ваша дочка носит настоящие золотые часы! Он ей поверил!

Таков уж был Мокульский – ребенок в жизни, доверчивый и наивный.

Там же, на платформе 43-й километр, через восемь лет, в 1959 году, я опять встретилась со Стефаном Стефановичем, мне было 12 лет. Мокульские и мы жили на разных дачах. В то время я была буквально одержима поисками и сбором грибов. И, несмотря на жаркое и засушливое лето, мне удивительно везло: никто не находил столько здоровых и крепких грибов, как я. Но не грибы, доставляли мне настоящее удовольствие, а постоянные поиски их. Целый день, опустив голову, бродила я по участку, вдоль просеки или по лесу, высматривая свою добычу. Разумеется, надеясь найти какой-то особенный, необыкновенный гриб.