Несмотря на нервозность, которую, я был уверен, чувствовали все мы, тот первый день выдался прекрасным, он подарил нам долгие часы солнца, воды и гребли. Мы отлично провели время, а потом лениво вздремнули в лодках. К тому времени, когда разбили лагерь, мы уже далеко продвинулись по течению реки Дубонт, оказались на третьей странице топографической карты и на два дня опережали график похода.

Мы поставили наши две крошечные экспедиционные палатки MSR Prophet, но решили не устанавливать громоздкую палатку-накомарник, которую взяли для приготовления пищи и отдыха. Когда лагерь был почти полностью готов, мы с Дэрином немного порыбачили, но поймали только щуку. Чистить и разделывать скользких зубастых дьяволов мы не любили, а запасов еды в трех бочонках весом по 34 килограмма каждый нам должно было хватить на весь маршрут, поэтому мы бросили щуку обратно.

Когда мы вернулись в лагерь, казалось, все комары на свете решили слететься к нам на огонек. Я отмахивался от них и ходил взад и вперед, и все равно мои макароны были усеяны безжизненными черными тушками недавно летавшего протеина. На Крайнем Севере пища – конечный ресурс. Я попытался убедить себя, что маленькие темные точки – это черный перец, и продолжал есть. В следующий раз, как бы сложно это ни было, надо будет поставить палатку-накомарник.

Второй день маршрута мы гребли на Дубонте с утра до ночи. Пока мы шли вниз по течению, длиннохвостые полярные крачки летали над головой и ныряли, сновали взад и вперед. Они были удивительно проворны и быстры, их черно-белые перья появлялись и исчезали так внезапно, что казались серебристыми.

Если бы не резкий свист крыльев крачки, случайный ветерок и журчание бегущей воды, тишина держала бы нас в плену. Это была не та душная тишина, что бывает в замкнутом от внешнего мира пространстве. Тишина в северной пустыне – истинное звучание необъятности. От него я чувствовал себя маленьким и незначительным. Мне казалось, я заглядываю в пещеру. Глубокая, темная, таинственная, она словно не имеет конца или в любой момент рискует обрушиться. Подобное чувство я уже испытал раньше в бореальных лесах северной Миннесоты, где на меня обрушились звуки всей экосистемы, неустанный гул, почти неразличимый человеческим ухом. Сначала это ощущение было ошеломляющим, даже дезориентирующим, но постепенно я привык к нему и стал чувствовать себя комфортно. На бескрайних просторах Северо-Западных территорий ощущение приобрело новый масштаб. По мере того как я привык к этому, меня всегда удивляло, насколько естественно приходило ощущение места, бесконечно более старого, чем я, более значительного, чем я. Может быть, именно поэтому я и выбрал этот поход.

Мы гребли вниз по течению, проходили озера, огибали скалы, преодолевали небольшие пороги, и вот, наконец, добрались до озера, где решили остановиться на ночь. Там поднялся ветер. Когда с неба ударила молния, мы повернули к берегу. Через несколько минут мы с трудом пытались поставить палатки, деревья вокруг нас сгибались под порывами плотного ветра, а песок обжигал лица, как мокрый снег. Палатки хлопали и бились на ветру, словно громадные воздушные змеи, когда мы пытались ухватиться за их углы и загнать шпильки в грунт. Я представил себе, как палатка вырвется у меня из рук и улетит в озеро или вообще исчезнет в небе. От такой картины я вздрогнул и постарался загонять шпильки поглубже.

Поставив палатки, мы побросали туда спальные мешки и одежду, подальше вытащили каноэ на берег и уложили под них наши почти пустые рюкзаки. Уверенные теперь, что все вещи будут в безопасности, как в бункере, мы укрылись в палатках. Это было