Менестрель, конечно, ухитрился встретиться и с казначеем, но получил неблагоприятное впечатление от этого необычно шуганного мертвеца, который, по всему судя, замковую казну тщательно хранил, но никоим образом ею не распоряжался. За время аудиенции казначей дважды оставлял Акарча, чтобы посоветоваться с мастером-палачом. Ожидая его, терпеливый артист раздумывал: может, ему самому стоило пообщаться с палачом – решить вопросы напрямую. Правда, какое-то смутное предощущение уже тогда предостерегало от подобного шага.

Пока шёл концерт, Акарч внимательно посматривал на парадные балконы и окна – не покажутся ли главные лица замка. Казначей почти сразу высунул нос из окошка, а вот мастер-палач заставил себя подождать. Только под конец представления горделивый мертвец в традиционном пыточном фартуке появился на самом скромном балкончике центрального замкового строения; оттуда он успокоительно кивнул казначею и снова скрылся.

Кажется, вопрос оплаты не столь безнадёжен, воспрянул духом Акарч, и последнюю песенку – об обормоте Живом Императоре – исполнил с особенным торжественным чувством.

Предчувствия его не обманули, причём оба: и то, что даровало надежду, и то, которое напрочь её отнимало.

По окончании представления казначей дал ему знак подойти за деньгами. Менестрель поспешил на зов, попутно приметив, что там, у коновязи, где он оставлял мула… Нет, не может быть, верно, почудилось… Ибо зачем бы вдруг?…

Но и тогда, когда казначей, держа в ладони увесистый кошель, велел ему приблизиться к конторке, встревоженный Акарч продолжал раздумывать: его ли верного мула увели стражники, или чьего-то чужого, просто поразительно похожего.

В кошеле оказалось тридцать пять некроталеров. Сумма, вообще-то достаточная, чтобы восполнить и потерю мула. Правда, менестрелю нравился прежний, но… может статься, его не похитили?

Или на то и расчёт, что хозяин скотины глазам не поверит? К тому же, за вычетом стоимости мула, гонорар с выступления оказывался пренебрежительно низок… Может, замку зачем-то понадобился мул, вот его таким оригинальным образом и купили, добавили сверху от щедрот казначейских, зато за представление платить не пожелали?

Вопросы, вопросы… На всякий случай Акарчу следовало поделиться опасениями с казначеем. А то иначе – спросит потом с удивлением: «У вас был мул?».

И менестрель решился. Уже почти выходя из комнаты казначея, с полдороги вернулся и, после глубокого вдоха, начал…

– Простите великодушно, но мой мул… Его, по-моему…

– Ах да, ваш мул, – улыбнулся казначей, – его перевели в конюшню. Зачем ему зря торчать у коновязи? Вы ведь у нас задержитесь.

– Задержусь?

– Само собой. Мастер Удухт – наш палач – велел вас придержать в замке. Вот и подмастерья своего направил, чтобы он препроводил вас к нему для беседы. Эй, Даб, заходи!

Здоровенный детина, который на протяжении всего времени беседы менестреля с казначеем пялился из коридора в приоткрытую дверь, протиснулся в казначейский покой и ухватил артиста за руку. Сказал:

– Идём!

– Куда?

– В пыточную.

Последнее прозвучало довольно-таки буднично.

– Зачем меня в пыточную? – не поверил Акарч.

– Для небольшого дознания, – пояснил казначей, отрываясь от конторки, к которой было вернулся после приглашения Даба, – не волнуйтесь, это и для вашего же блага.

Какое такое благо настигнет Акарча в пыточной? Нет, определённо, менестрелю туда совсем не хотелось. Но с учётом тяжеловесной массивности подмастерья Даба, вариантов «не пойти» у него теперь не было.

– Для моего блага? Что вы имеете в виду?

– В подробности я не посвящён, – развёл руками казначей, – думаю, мастер Удухт вам всё разъяснит гораздо лучше меня.