Вот Бес его за язык тянул!

– Да, собственно, и ничего, – вино пили, песни слушали и на танцовщиц смотрели, ну и,…в общем отдыхали. Да как и всегда! – с некоторым возмущением добавил достойный вельможа. – А чего вы так смотрите?

– Да нет, мы тоже ничего. Вы, достойный, не волнуйтесь. – успокоил его Уаджар. – А потом?

– Потом, – Небку посмотрел прямо в глаза Уаджару, – а вот потом он в носилки погрузился и уехал.

– Куда – не говорил?

– Ну, куда, куда, домой, вообще-то, собирался.

– Домой, как видим, он попал. – кивнул головой господин Уаджар, а Аханахт при этом иронично улыбнулся. – Может, говорил, с кем встречаться собирался?

– Говорил. – Небку осмотрел всех собравшихся, слово что-то вспомнил. – Да, у него должна была быть встреча.

– Ну, ну! И с кем же?

– Собирался пригласить, каких-то танцовщиц.

Аханахт пренебрежительно махнул рукой.

– Ложный след. Ерунда. Это явно сделали не девки.

– Постойте! – встрепенулся, открыв свои девичьи глаза, Хнемредиу. – Это же такая боль!! Так он должен был стонать, когда с него сдир… о, Осирис!

– Да нет, любезный наш, стонать он точно не стонал. Голову даю на отсеченье! Какие к гиенам стоны! Он дико орал. Когда сдирают живьем кожу, то обычно не стонут. Дурным голосом орут, как гамадрил во время случки.

– Это мне понятно! – несколько раздраженно сказал казначей царя. – Я не о том – рабы и слуги! Они не могли не слышать. Вот это, совсем не понятно! Вы вот здесь все умные такие, и кто сей фактор объяснит?

Все повернулись к Небку.

– Ну, разумеется, должны, но, утверждают, что не слыхали, ни звука.

– Ложь и очень наглая и еще больше глупая! А звуки борьбы? Как можно с живого содрать кожу и все в мертвой тишине?

Вельможи переглянулись.

– Сговор?

– Всего возможней.

– Рабов связали? – обратился Уаджар к Небку.

– Ну, конечно. – махнул тот рукой.

– Что ж, поступим по закону. За убийство господина всем рабам – смерть! Невзирая на пол, и на возраст невзирая.

– Ну, уж нет! Поступим с ними так же. По закону наказанье слишком мягкое – за смерть вельможи – смерть всем без исключения рабам вельможи. Но смерть по государственным законам – это очень мало! На кол посадить и содрать с живых кожу! Вот это наказанье. Вот это по достоинству преступленья.

– Так, это… – взял слово Хнемредиу, – подождите! Совсем, что ли разум потеряли?! – мягким девичьим голосом возмутился казначей царя, сделав большие глаза. – Дети-то при чем? И их, и девок, на кол посадим? Нет, это чересчур! Как казначей царя, я возражаю! Убить так убить, как и положено, по закону, но, по крайней мере, как-нибудь гуманно – ну, повесить там, или… или как еще… нибудь… утопим, голову отрубим… да мало ли… ну, наконец, задушим, но девок-то за что?….и этих, ну как их… тоже как-то… не так это все просто.

– Давайте все же подождем результатов допроса. – резонно ответил Уаджар. – Мой человек, уж вы мне поверьте, свое дело знает.

Вскоре явился тихий человечек с внимательным взглядом взрослой крысы, выглядывающей из норы, впрочем, глаза он, по большей части, держал опущенными долу, а руки, скромно прижатыми к животу.

– Ну? – потребовал господин Уаджар. – Что? Что удалось тебе нанюхать?

Человек покачал головой.

– Пока, почти что ничего.

– Говори то все, что есть почти, среди всего этого, вроде, как и ничего.

– Следов борьбы почти что нет. Ни в спальне, ни на теле. Опрокинута баночка с притираниями, на полу рядом с ложем…

– Это я. – не стал скромничать Небку.

– … и больше ничего. На теле ни синяков, ни ссадин, ни царапин. Такое впечатленье, что либо господин Раджедеф просто не сопротивлялся, либо это сделал кто-то обладающий громадной силой.