Но было еще заключение экспертов. Целители, университетский и тот, кто прибыл с министерской комиссией, поставили один диагноз: крайняя степень магического истощения, не подлежащие восстановлению разрывы ауры, необратимое нарушение витальных функций организма – смертельный приговор, на исполнение которого доктора отводили от нескольких часов до двух-трех месяцев. Если университетского целителя еще можно заподозрить в сговоре с ректором, то эксперта министерской комиссии – вряд ли.

Как и лорда Аштона. Он засвидетельствовал показания Хелены и выводы медиков, а значит, не сомневался в правдивости ни того ни другого.

Арчибальд Аштон, сам будучи выпускником академии, состоял в попечительском совете. А еще – мир тесен – лорд Арчибальд приходился отцом Элизабет Грин, так что Оливер знал нынешнего вице-канцлера не только как сильного мага и жесткого, но принципиального политика, но и просто как человека, и уважал его во всех качествах.

Мог ли лорд Аштон пойти на обман? Мог. Но для этого нужны основания более веские, чем личная инициатива Юлиуса Хеймрика. Поэтому новый рабочий день Оливер начал с телефонного звонка в столицу.

Он не надеялся, что вице-канцлер раскроет ему все секреты, но если в глисетской истории есть нечто, во что ему не стоит совать нос, лорд Арчибальд даст это понять.

Обмен любезностями не затянулся, все же оба они – люди занятые, и Оливер тут же заговорит о деле:

– Не хотелось бы злоупотреблять вашим расположением, но мне нужна помощь. Помните инцидент, произошедший одиннадцать лет назад в университете Глисета? Я встречался вчера с ректором Хеймриком и выяснил, что официальная версия… не совсем соответствует действительности…

– Раз уж начали, называйте вещи своими именами. – Оливер ясно представил себе, как вице-канцлер недовольно скривился. – Официальная версия совсем не соответствует действительности. Странно, что Хеймрик с вами разоткровенничался, но, думаю, у него были причины. О чем вы хотели попросить меня? Надеюсь, не о том, чтобы предать то дело огласке? Решение принималось на высшем уровне, мы не могли позволить дискредитировать магов в глазах общественности и не видели смысла устраивать фарс в виде показательного суда над покойниками.

– Над покойницей, – поправил Оливер. – Как я понял, там была одна виновница, и она во всем созналась. Хелена Вандер-Рут – кажется, так ее звали.

– Именно так, – мрачно подтвердил лорд Арчибальд.

– И если бы она выжила…

– Отправилась бы под суд. – Лорда Аштона начинали нервировать непонятные полунамеки. – Хелена Вандер-Рут была совершеннолетней и имела ограниченную лицензию демонолога. Она понимала, что делает, знала, что не имеет на это права, и хорошо представляла себе возможные риски. Поэтому – да, если бы выжила, ответила бы за последствия своей самонадеянности по всей строгости закона.

– И дело не удалось бы замять, – пробормотал Оливер.

– Намекаете, что ее намеренно не пытались спасти? – Тон вице-канцлера стал не просто холодным – ледяным. – Ошибаетесь. Целители сделали все возможное. Но шансов не было. С комиссией тогда работал профессор Сондерс – если вам это имя неизвестно, поинтересуйтесь у Эдварда, стал бы он сомневаться в компетентности профессора.

О Сондерсе Оливер слышал. И именно от Эдварда Грина: тот считал его одним из лучших целителей современности и гордился тем, что был лично знаком с ним. Был – потому что в прошлом году профессор Сондерс скончался. Эдвард ездил на похороны и открытие мемориала.

Значит, встретиться с ним и разузнать подробности глисетского дела не получится. Но причин сомневаться в подписанных им заключениях тоже нет. Как и в словах лорда Аштона.