Подойдя к ней, я пинком оттолкнул оружие подальше, потом достал наручники и сковал ими руки наемницы за спиной. Откинул забрало шлема, чтобы убедиться, что я смог изловить именно ту персону. Немного выдающиеся скулы, тонкие губы, огромные, широко раскрытые карие глаза – Тоня Зуброва, как она есть. Я пощелкал пальцами перед ее лицом – Тоня в сознании, но реакция у нее была крайне заторможенная. Она никак не могла сфокусировать взгляд ни на моей руке, ни на моем лице. Эффект от магии Нилы был похож на две бутылки водки, выпитые на голодный желудок.

– Она? – раздалось у меня за спиной.

Я обернулся и увидел Ронана. Живого, но не сказать чтобы невредимого. Кираса его бронежилета была располосована так, что из нее торчала набивка из кевлара. Правая сторона лица превратилась в сплошной черный синяк, такой, что у ирландца глаз полностью закрылся. Вообще, его правой части тела досталось серьезно – рука висела как плеть, да и хромал Ронан именно на правую ногу.

– Она, – подтвердил, – ты как?

– Я? Я замечательно. – Ронан поднял левую руку, и я увидел в ней шнурок, на который была нанизана пара небольших рожек. Свежак, с них еще кровь капала.

– Ого! Так ты теперь убийца бесов?

– Да, – Ронан надел жутковатое ожерелье себе на шею, – тебе помочь дотащить ее до выхода?

Ронан едва стоял на ногах, и я подумал, что мне придется на себе тащить и его, и Зуброву.

– Спасибо, сам справлюсь. – Я наклонился над наемницей и начал снимать с нее элементы брони. Не хотелось на себе тащить лишний десяток килограмм. По завершении этого процесса мадам Зуброва все еще находилась в частичном беспамятстве и осталась в одном тонком обтягивающем комбинезоне телесного цвета.

– Тринадцать оперативников убито. Пятеро ранено, причем тяжело. – Вызов дяди пришел, когда я выходил из поместья с Зубровой на плече. Перед центральным домом поместья молотил винтом воздух на холостом ходу вертолет. – Что ты можешь сказать в свое оправдание?

– С ними был бес. Настоящий, начавший трансформироваться. И – Антонина у нас.

– Где это «у нас»?

– У меня на плече болтается, оглушена, но жива.

– Вези ее к нам.

– Есть! – ответил я и направился к вертолету.

Кресла в вертолете были предназначены для перевозки задержанных, ремни крест-накрест перехватили наемницу, и замок на них заблокировался. Его открыть можно было только с помощью отпечатка моего пальца. Зуброва в себя так и не пришла.

– И надолго ты ее вырубила? – спросил у Нилы.

«А я знаю? У меня практики не было. Я подумала, прикинула и решила, что вроде должно получиться».

– Вроде?! – При мысли, что Зуброва навсегда останется в состоянии бессознательного овоща, мне стало нехорошо. Тринадцать спецназовцев отдали за ее поимку жизни, и бог его знает сколько человек еще погибнет, если мы не сможем разговорить Зуброву.

Переживал я зря. В штаб-квартире канцелярии имелся свой небольшой, но шикарно оборудованный госпиталь. Его врачи смогли простимулировать нервную систему наемницы, и через час ее доставили в комнату для проведения допросов. Промариновав ее для того, чтобы Зуброва была более сговорчива, туда же направились мы с дядей. Катя на допрос просилась, но дядя был непреклонен, заявив, что ей там делать нечего. И это было вызвано вот чем: если бы Зуброва отказалась говорить, к ней применили бы особые меры воздействия. Пальцы рубить ей, конечно же, никто бы не стал. Времена нынче не те, чтобы человека на дыбу подвешивать. Да и зачем, если изобретены такие средства, как детектор лжи или симулятор боли? Первый показывал правдивость слов допрашиваемого, а второй создавал ощущения боли на выбор: ожог, разрез, кислота, сломанная кость. Но физически «пациента» не калечил.