– Да, госпожа матушка, – покорно прошептал дэ Сэдрихабу.

Ольванс отошёл от последнего дряхлого придворного с усами, укладывающимися на стол, и поманил друзей за собой:

– Идёмте! Я видел, кушанье уже готово!

Наследники ели с золота и потребовали принести такую же посуду своим друзьям. Дэ Сэдрихабу этому немало обрадовался: проходя вдоль стола старших к своему, он обратил внимание, что большинство придворных пользовались серебряными приборами, от которых исходил мертвецкий холод. Прежде чем сесть за стол, Ольванс поднял глаза к небу и громко сказал:

– Да увидит госпожа Магия, что я не имею дурных мыслей!

Недоумённо переглянувшись, Ареллаган и Бэарсэй всё же повторили его странные слова, как это сделали и прочие королевские дети. Устроившись за столом, Ольванс первым разрезал жареное мясо на своей тарелке и стал есть, остальные не прикасались к своим приборам, пока он не проглотил первого кусочка. Лукаво кося глазом себе за плечо, дэ Сэдрихабу видел, что точно так же поступают и придворные за большим столом, оглядываясь на Королеву, и слуги за малым, почтительно наблюдая за старшим среди них. Бэарсэй фыркнула и поинтересовалась:

– А почему вы все ждёте, пока старший не съест хотя бы кусок?

Королевские дети отложили приборы и задумчиво на неё посмотрели. Нёрст пожал плечами:

– Не знаю, так принято.

– А если Ольванса не будет за столом, вы вообще не станете есть? – въедливо выспрашивала Бэарсэй.

– Э-э… – Нёрст повращал глазами налево и вверх, – тогда первой будет кушать Лесли.

– Ну а если Ольванс тут будет, но у него аппетит испортится, что тогда? – Бэарсэй торжествующе захохотала.

Нёрст, очевидно, запутался, но остальные ребята тоже выглядели весьма озадаченными. Фриэль, самый молчаливый, буркнул неразборчиво:

– Ты задаёшь какие-то странные вопросы, Бэарсэй.

– А по-моему, так правильные! – вдруг захохотала Саллива и задрыгала ногами под столом. Лесли сурово цыкнула на неё:

– Веди себя прилично!

– Ну хорошо, хорошо… – без особенной охоты ответила Саллива и прекратила болтать ногами, но улыбки с лица не спустила.

«Братишка… – заползший в мысли дэ Сэдрихабу голос Бэарсэй тоскливо умолял. – Братик…»

«Ну чего тебе?» – не без раздражения поинтересовался он.

«Скажи, что ты умеешь пользоваться этими… этими штуками», – Бэарсэй показала глазами на вилку и нож, лежащие возле её нетронутой тарелки.

– Ареллаган! Бэарсэй! – Лесли с удивлением поглядела на них. – Вам не нравится кушанье?

– Почему же, очень нравится, – легко солгал дэ Сэдрихабу и мысленно приказал Бэарсэй: «Делай всё как они».

Подражать Бэарсэй умела всегда и довольно неплохо. Она взялась за вилку и нож и принялась орудовать ими как ловкий едок, всю жизнь провёдший при дворе. Дэ Сэдрихабу попытался следовать её примеру, но ему вкус человеческой пищи совсем не нравился. Она вызывала неприятное тяжёлое ощущение в каждом сантиметре его сущности, и он был уверен, что теперь точно не сумеет превратиться, если вдруг возникнет необходимость.

– Интересно, – сказала Бэарсэй, в упор глядя на Ольванса, – а почему слуги так боялись положить не то полотенце или не ту вилку рядом с придворными?

– Потому что на каждом полотенце есть монограмма дворянского рода, к которому этот аристократ принадлежит, – пояснил Ольванс.

– Подать одному дворянину полотенце с монограммой другого дворянина – это серьёзное оскорбление, – Джолли, расширяя глаза, покачал головой.

– А ещё для каждого титула положен определённый набор столовых приборов, – продолжала Лесли. – Например, у наших родителей и носителей королевской крови он тройной, вилки лежат слева, а ножи справа, но уже обычные герцоги не могут класть ножи и вилки так, хотя набор у них тоже тройной.