Доминик кивнул, сжимая нож в левой руке, отбросил резким движением головы волосы со лба и, выдохнув, вдруг полоснул себя по ладони правой руки. Потекла кровь. Мужчина со свистом выпустил воздух сквозь сжатые зубы и, не желая медлить, шагнул к человеку на диване… но тут же замер.

– Запрокинь ему голову, – тихо велел он, – Иначе кровь не попадет в рот.

Дерек, как раз добывший аптечку, грохнул ее на стол и вспугнутой птицей метнулся к умирающему, отравленному неизвестным ядом Арчибальду.

Когда он осторожно приподнимал его голову, запрокидывая ее, ему почудилось, что кожа мужчины холоднее, чем должна быть. И что где-то под ней угадывается огонь, словно жидкой лавой растекающийся по его венам.

Сказать он ничего не успел. Доминик Конте, решительный и уверенный в собственных действиях, уперся коленом в диван и, нависнув над безучастным человеком, насильно открыл ему рот левой рукой. Нож он к этому времени уже успел бросить на пол.

Правая рука со стекающими по ней каплями крови расположилась как раз над приоткрытыми губами мужчины. Он завозился, ловя живительную субстанцию, жадно глотая каплю за каплей и, наконец, глубоко вздохнув, открыл глаза.

Дерек вздрогнул. Всегда живые, яркие глаза мужчины, выделяющиеся темными омутами на его бледном лице, сейчас казались подернутыми мутной пленкой. Юноша осторожно отпустил пострадавшего и, запуская пальцы в собственные вьющиеся волосы, судорожным движением взлохматил их. Он вообще до сих пор выглядел, как мальчишка – светло-голубые наивные глаза, платиновые кудри и очень юное лицо, на котором даже щетина почти не росла. Однако, к своим неполным двадцати трем годам пережить он успел столько всего, что иным не снилось и в пятьдесят.

Конечно, не только он.

Хмурящийся Доминик, не так давно доживший до тридцати двух лет, кажущийся все еще недееспособным Арчибальд, бывший на год старше Конте, тоже успели повидать немало, и через многое прошли вместе с юношей.

– Спасибо… – говорил мужчина хриплым, надсадным голосом, но удивления это не вызывало. В конечном итоге, после такого кашля иного ожидать и не приходилось.

– Только это мало поможет, – внезапно продолжил он.

Дерек, протягивающий Доминику бинт, от неожиданности опустил руку. Сам Конте, на мгновение забыв про рану, в недоумении уставился на пострадавшего.

– В смысле?.. – Янг, взъерошив свободной рукой светлые кудряшки, нахмурился, – Арчи, но кровь Ника…

– Кровь тирваса, – перебил его мужчина, говоря нараспев, – Является антидотом практически для всех известных ядов. Практически, Рик. Но не для всех, – он кашлянул, прикрывая рот рукой и, сделав тяжелый, хриплый вздох, продолжил, – Я чувствую, что эта дрянь отступила, да, это так. Но она не исчезла полностью… Извини, Ник. И спасибо.

– За что ты извиняешься? – Доминик, вдруг опять ощутив боль в руке, поспешил отобрать у молодого ресторатора бинт. Дерек, сообразив, что медлить тут не следует, поторопился протянуть ему также перекись водорода – единственное в его аптечке, чем можно было обеззаразить рану.

Молле дернул уголком губ и отвечать не стал. Объяснять Доминику Конте, человеку, которого некогда ненавидел лютой ненавистью, и с которым ныне был почти дружен, за что приносит извинения, не хотелось. Тем более, что, с точки зрения мужчины, тирвас мог бы догадаться и сам – кровь он пролил практически напрасно, и виноват в этом был именно он, Арчибальд. Виноват, потому что не знал…

Да, он искал Конте. Да, он знал, помнил о том, что тот «околочеловеческое существо», так называемый тирвас – человек, чья капля крови способна исцелить от чумы целую империю. Невероятно удачливый, обладающий повышенной степенью регенерации ходячий антидот к подавляющему большинству ядов. Но, как оказалось, не ко всем.