Начальником караула пошёл молодой лейтенант, недавно окончивший военное училище и прибывший в часть в одно время с молодым пополнением.

После развода весь состав наряда уселся в машину, и газ «шестьдесят шестой» помчал на дежурство.

Андрею не раз приходилось бывать на посту, куда назначили, знал каждую кочку на тропинке.

К вечеру пошел дождь. Часовые облачились в плащ-палатки, но всё равно, придя с поста, приходилось обсыхать в сушилке.

Савву дождь не устраивал. Он ворчал, ругался, что попёрся в ненастный день в наряд, срывая злость на молодых. Межевой то и дело требовал внимания к своей персоне, мешая отдыхать сменившимся с постов ребятам. Начальник караула, обязанный следить за порядком и дисциплиной, закрылся в отдельной каморке и спал, ни во что не вмешиваясь.

«Ну, я устрою тебе кордебалет», – подумал Андрей, уходя в очередной раз на пост.

Дождь перестал лить и только накрапывал, но трудно было предположить, когда совсем закончится. Стояла безлунная, как квадрат Малевича, ночь. Фонари кое-как освещали дорожку с образовавшимися лужами, по которой Булатов обходил вверенный участок. Под ногами шлёпала грязь.

Пробыв в дозоре больше часа, Андрей подошёл к телефону. Аппараты располагались в трёх местах по маршруту. Он позвонил в караулку, крутанув ручку полевого телефона, и когда услышал ответ разводящего, повесил трубку. Подойдя ко второму телефону, сделал то же самое.

Андрей прекрасно знал, что по уставу караульной службы к нему немедленно должен прибыть начальник с группой и выяснить причину сигналов.

«Сейчас прибегут», – размышлял он, встав под грибок.

Буквально через минуту или две Андрей услышал шаги. Впереди спешил лейтенант, за ним разводящий Савва и караульные.

– Стой, кто идет! – крикнул Андрей и выстрелил из автомата вверх. – Стой! Стрелять буду! – вновь скомандовал он, когда те приблизились метров на двадцать.

Прибывшие во главе с лейтенантом караульные остановились.

– Ложись! – последовала команда Булатова, и он очередью полосонул над головами наряда. Все упали там, где стояли, выполняя команду часового.

Начальник караула и разводящий Савва лежали в луже у фонарного столба, испуганными глазами взирая на часового. Андрею стало смешно.

«Салаг жалко, – думал он о лежавших в грязи сослуживцах. – Но ничего, должны понять. Для них же стараюсь. Пусть боятся теперь „дедушки“ молодое пополнение».

Андрей дурачился. Он наводил автомат на лежавших, делая вид, будто напуган и не узнаёт ни начальника караула, ни Савву.

– Ты что, Булатов, головой тронулся?! Это я, разводящий! – заорал Межевой.

Лейтенант лежал и молчал.

– Освети лицо! – продолжил спектакль Андрей и опять стрельнул.

Савва вытащил фонарик и осветил грязную напуганную физиономию.

– Это я, это я! Не съезжай с катушек! – кричал он.

– Ползи ко мне! – приказал Андрей. – Остальные на месте! – и он выпалил в небо оставшиеся в рожке патроны.

Савва пополз на брюхе, собирая липкую глину, не зная, что на уме у чокнутого часового.

– А, это ты? – удивился Булатов, когда Межевой был близко, – голос твой не узнал. Ты, часом, не простужен?

Савва встал и гневно зыркнул на Андрея, но говорить и тем более ругаться не стал. Начальник караула, не напрягая обстановку, спросил, в чём дело. Андрей объяснил, что смена явилась на пост раньше времени, и он принял их за нарушителей, а голос разводящего показался странным, не узнал мол, да и в караулку не звонил. И лейтенант списал ложные сигналы тревоги на дождь, что произошло замыкание контакта от попавшей в аппарат влаги.

Молодой офицер прекрасно понимал, что Андрей валял дурака, но не подал вида, решив разобраться с хитрецом по приезду в гарнизон. Он отстранил Булатова от несения службы и уложил спать, а вместо него на пост послал Савву, сам же стал разводить караул.