Отдыхать на земле долго не пришлось, ибо атамана пошел ва-банк и попытался достать меня своим зазубренным мечом. Как и его горемычные подельники, он делал это с изрядным замахом, дав мне время на встречный удар. Я сжимаюсь в комок, упираюсь локтями в землю, и выстреливаю обеими ногами вверх. Ноги у меня длинные – дотянусь и до челюсти.

Но в последний момент мужик отшатнулся, и мои пятки, хоть и вскользь, угодили ему точно в промежность. Разбойник забыл обо всем на свете, взвыл, высоко и протяжно, и рухнул на колени, выпустив меч и прижав руки к пострадавшей мужественности. Пусть радуется, что на мне не гномьи ботинки, окованные железом, да и сила, вложенная в удар двумя ногами, по касательной пошла!

Быстро перекатившись через бок, подальше от воющего атамана, вскакиваю на ноги, успев подобрать выроненный им меч. Так, большей части разбойников сейчас не до меня: Грыня и атаман сложились «шалашиками», правда, зажимая диаметрально разные части тела. Гномелла вяло возится на земле, пытаясь дышать и заходясь кашлем. Полуглорк где-то в кустах затаился, только сдавленное кваканье-икота слышится.

А вот тролланы оставили попытки поймать найтмара, сумев сообразить, что их приятелям нужна помощь. Из кустов, расхрабрившись при их приближении, выбрался человекожаб и бочком-бочком приблизился к ворку. Взял того за шиворот и попробовал поставить на ноги, все это время косясь на всхрапывающего и грозно притопывающего Буцефала. Найтмар выразительно осклабился, вдруг утихомирился и занялся ощипыванием листочков с ближайшего кустарника. Помятая во всех местах шайка оказалась ровно между ним и мной.

Разбойники сбились в кучку возле слегка оклемавшегося, хотя всё ещё согнутого буквой «зю» атамана. Мой слух ясно различал цедимые им ругательством. Судя по тематике, он раньше был сапожником. По крайней мере, слишком настойчиво он обещал со мною, дьявольским конём и своими косорукими приятелями кожевенным шилом сотворить что-то совершенно непотребное, а из языков сделать подметки. Или шнурки. И прибить мелкими гвоздиками к тем самым местам, где уже обреталось шило. Горе-разбойнички сопели, кряхтели, но возражать атаману не решались.

Позволяю себе мимолетную усмешку, хотя бок жжёт уже немилосердно. Вот ещё поэтому нет никакой охоты пускать в ход свой меч. Это ж на каждом замахе правой рукой что будет! Ладно, я и левой могу, к тому же есть чем: трофейным атамановым ржавьём. Нечего касурскую сталь зазря обнажать. Но как же бок горит!..

Оставить лишнее, плечи – расслабить, колени чуть присогнуты, бёдра…

Очнувшаяся гномелла подползла к своим, кряхтя и не сводя с меня взгляда налитых глаз. Встать самой у неё никак не выходило, на помощь никто прийти не спешил. Тролланы пытались поставить на ноги атамана, а ворк Грыня был слишком занят разбитым носом. Разбойница пошарила рукой в воздухе, ища опору, и чуть не ухватила пальцами зазевавшегося полуглорка… за это самое. Болотник возмущенно квакнул и спешно подставил ей локоть. Грыня видел всю эту сценку и даже хихикнул, тут же сморщившись и заскулив. Повиснув на плечах обоих тролланов, атаман смог отдышаться и оценить причиненный «бедным путником» ущерб. Как и ожидалось, вместо извинений, он обрушил на меня поток брани:

– Упырина!!! Ты нам за всё заплатишь! Я с тебя сам твою поганую упыриную шкуру спущу, упырь недобитый!

– Кого грызть, раз я теперь упырь?! – в сторону бурчу я и мысленно обзываю найтмара скотиной непарнокопытной.

Вместо того чтобы подойти и дать мне взгромоздиться обратно в седло, он с видом завзятого гурмана местную зелень смакует! А если она вся сплошь колдовская?! Ведь Ведьмачий Лес – в одном скоке! До сих пор с содроганием вспоминаю, как однажды конь наелся какой-то «чудо-травки» на заброшенном капище. И на три дня стал полосатым и вместо ржания выдавал революционные лозунги. Спасибо, обошлись без тельняшек и взятия какого-нибудь дворца.