– Деточка, снимай сапоги, повесь свой чудо-мечик вон там, в петельки – видишь, да? – и ложись, ты же знаешь, – откуда-то из недр комнаты крикнул Тихонький, чем-то громыхая и звеня. – И начинай меня радовать рассказом, таки удиви старика.

– Удивишь тебя – пробормотала я, высматривая среди гирлянд веревок над головой две затягивающиеся петли. Вздохнула и с некоторой неохотой пристроила в них свое оружие. Меч лег в петли, как будто всегда там висел. Я прикинула, что теперь он находится на одинаково безопасном расстоянии – и от пола, и от шустрых анансии. И от меня в том числе, когда я лягу. Повозившись еще немного на столешнице, стянула изрядно запыленные сапоги и огляделась, прикидывая, куда бы их пристроить. Из-под стола опять высунулись суставчатые паучьи лапы, и оставлять обувь на растерзание огромным паукам желания не возникло. Так что я углядела на одном из стеллажей пустующую полку, примерилась и швырнула сапоги туда. Именно в этот момент откуда-то сверху спустился Мя, в обнимку со стеклянным колпаком, и разразился громкой руганью на своем языке, чуть не получив каблуком в нос.

– Извини, дорогой друг! – смущенно хихикнула я, разводя руками.

– Ужо я тебе! – исчерпав запас брани, погрозил мне пальцем правой ножки Мя, кончиком цепкого хвоста подхватил что-то с пола и швырнул в меня.

Рука инстинктивно пошла вверх, к лицу на защиту, хотя в подсознании пронзительно зазвенел не просто предупреждающий колокольчик – здоровенный гонг. Его гулкий проникающий в каждую косточку и сосуд звон казалось выплеснулся прямо из моих ушей…

И сменился шелестом морского прибоя. Я опустила руку. И постаралась не сильно удивляться. Обширный галечный пляж, море цвета александрита, меняющего оттенки в зависимости от высоты волны и освещения. Небо мягкого, жемчужного цвета, без солнца или луны. Тишина. Только шептание воды, тихое перестукивание гальки в полосе прибоя. И никого.

Тихонький Мя наложил удивительно умиротворяющий пишог, настолько реалистичный, что я почувствовала мелкие брызги на лице и прохладные гладкие камушки под ногами. Стоило поблагодарить синеносого фир даррига: вместо одурного наркотика, который бы все равно на меня не подействовал, он подарил мне приятную иллюзию, которая полностью отвлечет моё сознание от того, что уже сейчас начал творить со мной Мя. Так что мне оставалось только сесть и смотреть на море, любуясь его плавными перекатами цвета и наслаждаясь мягким теплом, струящимся с жемчужных высей. И снова издалека прозвучал низкий голос: «Наслаждайся внутренней тишиной и умей держать её всегда рядом – так ты лучше услышишь Мир…»

Но вот такой внутренней тишины мне удавалось добиться весьма не часто. Так что я наслаждалась, пока длинные паучьи пальчики Тихонького Мя разбирались с чертовым магическим ирисом. Как там сказал Мя? «Цветущее благословение» -«Zarchalei Illar»? Ну-ну, драгоценный князь Агест, будут вам еще ягодки с этого куста!

Море стало наливаться свинцовой тяжестью, волны взбрыкивали все выше, украсившись пеной. Казалось, на берег вот-вот выхлестнется табун гиппокампов или буйных агисок34, а может, судя по стремительно расползавшейся над водой штормовой черноте – и сам Зверь Апокалипсиса35… Я моргнула, прищурилась, вглядываясь в бурлящий край туч. Нет, не померещилось: в стремительно меняющихся небесных валах стали мелькать бледные вспышки, на фоне которых возникали силуэты. Весьма напоминающие коней, пластающихся в бешеной скачке. Дикая Охота готовилась вот-вот вырваться из-под полога туч, подхлестываемая молниями.

Я вздохнула, понимая, что это означает – моя внутренняя система самозащиты активно и бурно ломала чары Тихонького Мя, комкая умиротворяющие образы, смешивая и лепя заново видениями грозными и воинственными. Пора просыпаться, а то, кто его знает, что может натворить моё бессознательное тело.