– Это еще что? – глухо спросила я, поднимая недобрый взгляд на Агеста.

– Гарантия того, что Вы не останетесь в стороне, – спокойно пояснил тот. – Листья и корни этого цветка сейчас охватили Ваше сердце, и если Вы снова повторите отказ, начнут прорастать прямо в него. Попытка вырвать его приведет к тому же, а убрать его смогут лишь те, кто наложил заклятие.

Я вспомнила ограждающий жест Агеста после того, как была применена обратная Фао. Маг! Маг, которого я оглушила Ааркой, начал заклятие, а завершил его сам князь! Перехватываемая магия – вот, что они ко мне применили. И отменяющее заклятие так же должны выполнять оба.

– Ах вы, гады, – прорычала я в бессилии.

– Найди Дэйшу, верни его до наступления срока коронации, – неожиданно горячо, чуть ли не с мольбой заговорил Агест, подходя ближе. – Клянусь словом Рыцаря Верного Сердца, заклятие будет тут же снято, а ты получишь еще и награду!..

Я прижала руку к груди, чувствуя под одеждой твердый холодный цветок. Ах ты, касатик мой, цветок сорочий… Узы ты на меня наложил – не развязать27…

Я подалась к эльфу так, что чувствовала его дыхание на лице. Заглянула ему в глаза и охрипшим голосом произнесла:

– Ты слово дал, Агест аэп'Нури Кхаап. Ты слово дал, Рыцарь старых заветов. Ты слово при мечах дал – твоем и моем. А они слышат и запоминают, ты это знаешь, ибо из одной руды ковались, в одной кузне созданы. Нарушишь слово, твой меч против тебя обратится.

– Не нарушу, – сильно побледнев, так же хрипло ответил эльф. Пальцы его левой руки намертво вцепились в рукоять меча. – Только найди принца и верни его…

Я почти видела, как отражается серебряное пламя моих зрачков в его глазах, и оценила, что он не поддался безотчетному страху.

– Верну, – отворачиваясь, глухо сказала я и положила руку на шею вороного, крайне неодобрительно смотревшего и на меня, и на Агеста. – Где он был последний раз?

Мы выехали из дворца вместе с князем где-то через час в сопровождении все того же конного отряда. Правда на этот раз на всех единорогах были специальные сверкающие серебром кольчуги и оголовья из такого же серебряного металла. Всадники так же облачились в брони и у каждого на луке седла висели мотки веревки. Буцефал взглянул на эти меры предосторожности и презрительно задрал хвост. Крупные душистые «яблоки» сыпанули прямо под копыта сопровождения. Я не стала высказывать вороному упрека, только усмехнулась. Князь едва покосился на все эти безобразия, уже не такой бледный, как во время бесед на террасе, но все еще сумрачный. Он не стал вздевать на себя даже легкой кирасы. Поехал, как был в своих дворцовых одеждах. Под седлом у него был ослепительно-белый единорог, судя по алым глазам – настоящий альбинос. Жеребец статью лишь чуть уступал Буцефалу, поэтому вся наша кавалькада, пересекая город, выглядела весьма зрелищно. Прогуливающиеся по улицам эльфы так и замирали при нашем явлении, хотя князь не взял с собой ни знаменосцев, ни громогласных глашатаев. Только капитан конного отряда крепко держал древко штандарта, на котором под сенью драконьих крыльев гордо цвел королевский ирис.

Мы ехали молча до самых ворот. Князь пару раз даже бросил на меня короткие взгляды. Видимо ждал, когда же я, наконец, выкажу восхищение окружающему великолепию. Но я упорно отмалчивалась, предоставляя всем этим великолепным зданиям, фонтанам, садам, скульптурам проплывать мимо. Любой человек бы на моем месте уже рыдал от благоговения, целовал мозаичные дороги и терял дар речи перед барельефами на стенах строений. Я молчала, и видимо это даже обижало Агеста.