Джеймсон, как видите, вышел за рамки своих полномочий; но все это дело начинало выглядеть настолько странно, что я был рад, что он так поступил. По коридору я направился в свой кабинет и отворил дверь.

Вы сегодня услышите различные мнения о том, с какими персонажами нам пришлось иметь дело. Я же могу изложить вам только свое. Человек, все это время сидевший на вращающемся стуле, резко встал, будто растерялся и не понимал, как ему следует держать себя со мной, выглядел он весьма внушительно, особенно в моем убогом кабинете. На секунду мне показалось, что в нем есть что-то смутно знакомое, будто я встречал его раньше. Это чувство прошло, как только я его разглядел. Человек, представший передо мной, казался типичным героем тысяч бульварных романов. Чудесным образом этот герой сошел с книжных страниц, приложив немало усилий, чтобы выглядеть правдоподобно. К тому же (и он это прекрасно понимал) он был широкоплеч и высок, с суровой мужественной наружностью, которую так обожают писательницы подобного жанра, со светлыми голубыми глазами, густыми бровями и темными, коротко стриженными волосами; он даже, клянусь вам, был загорелым. Если составить список всевозможных клише, включив в него наличие идеального вечернего костюма и впечатление, что этот человек мог голыми руками побороть тигра, то он подходил под абсолютно все пункты. Можно было с легкостью представить, как он вальяжным жестом подзывает слугу и тот кидается исполнять его приказание. От образа самовлюбленного глупца его спасало лишь присущее ему обаяние: за этой маской, казалось, скрывались вполне искренняя самонадеянность, напористость и энергичность. И вот теперь эти светлые голубые глаза на загорелом лице пристально, изучающе рассматривали меня, на вид ему было лет двадцать восемь; у меня сложилось впечатление, что, сохраняя внешнюю невозмутимость, он что-то прикидывал и взвешивал, дрожа от внутреннего возбуждения. Он приветственно взмахнул тростью, избрав, очевидно, дружелюбную манеру, и продемонстрировал в улыбке свои красивые зубы.

– Добрый вечер, инспектор, – произнес он именно таким голосом, какого можно было от него ожидать; еще одно дополнение ко всем прочим клише. Он насмешливо осмотрелся. – Должен вас предупредить, мне случалось попадать в полицейские участки и прочие неприятные места. Но прежде мне не приходилось попадать туда, не зная за что.

Я подстроился под его манеру.

– Что ж, сэр, у нас здесь вполне пристойное местечко, – сказал я, – на тот случай, если вы желаете обновить свой опыт. Присаживайтесь, пожалуйста. Курите?

Он вновь уселся на стул и принял сигарету. Подавшись вперед и сложив руки на рукоятке своей трости, он изучал меня таким испепеляюще внимательным взглядом из-под своих густых бровей, что его глаза едва не косили. Однако вскоре улыбка вновь появилась на его лице, и он стал ждать, пока я зажгу ему спичку.

– Никак не мог отделаться от ощущения, – продолжил он с неиссякаемой уверенностью в голосе, когда я дал ему прикурить, – что ваш полицейский несколько повредился рассудком. Естественно, я пошел с ним: видите ли, я люблю приключения и мне было любопытно, что же произойдет дальше. – (Блефовал он весьма причудливо.) – Лондон – чрезвычайно скучное место, инспектор. И меня постоянно терзают сомнения насчет того, чем бы заняться и куда пойти. – Он помедлил. – Роберт говорил о каком-то «исчезновении».

– Так. Чистая формальность, мистер?..

– Маннеринг, – ответил он, – Грегори Маннеринг.

– Ваш адрес, мистер Маннеринг?

– Эдвардиан-Хаус, Берри-стрит.

– Ваш род деятельности, мистер Маннеринг?