Поэтому теперь, остановившись взглядом на полусонной розовощекой барышне за столом с кучей бумаг, он мысленно закатил глаза. Подошел ближе, поздоровался. Раньше на таких барышень, которые не слишком охотно копались в бумагах, надлежащее впечатление мог произвести полицейский жетон. А теперь? Только решительный тон и чуток блефа. Науку блефовать ему преподавал Красовский, между шахматами и картами делающий выбор не в пользу шахмат.

– Понимаете, Тарас Адамович, – говаривал главный следователь сыскной части, – шахматы чем-то напоминают мне преферанс, а я его не люблю. Расставили фигуры, сделали несколько ходов и уже оба игрока полностью в курсе ситуации – кто выиграл, а кто согласен на ничью.

– Бывает по-разному, – возражал шахматист.

– Но, как правило, именно так. Какой смысл доигрывать партию, когда в ней нет неожиданностей? В преферансе точно так же, по крайней мере, может такое быть. Вопрос в одной-двух картах, если они разыграны, – судьба партии предрешена. А бывают расклады, когда вообще нет смысла играть.

– А какой для вас смысл в игре?

– Риск. Блеф. Немного удачи. Все имеет значение, никогда не знаешь, чем закончится партия, пока не доиграешь ее до конца.

Тарас Адамович улыбнулся.

– Вы азартный игрок, – сказал он, подливая гостю наливки.

– Вы тоже. Просто прячетесь за маской скучного преферансиста.

– Как знать, может, маска – не такая уж скучная, – пожимал плечами хозяин дома.

Блефовать в шахматах крайне трудно, особенно, когда партнеры играют на равных. Тарас Адамович тер пальцами висок, улыбался.

– В шахматах мы видим полную картину. При игре в карты – картина неполная. Поэтому в картах блеф выглядит эффектно и элегантно, а в шахматах можно скатиться к жалкому отчаянью.

– То есть?

– Блеф имеет смысл только при плохой игре.

– Совершенно верно, – согласился Красовский.

– Но в шахматах твой соперник видит ситуацию на доске. Он понимает, чья позиция сильнее. Можно пожертвовать фигурой, сделать неожиданный ход, надеясь тем самым сбить с толку соперника и тот наделает ошибок, но это редко срабатывает.

Красовский прищурился:

– Вы никогда не блефовали в шахматах?

– Блефовал, – спокойно ответил Тарас Адамович. И добавил: – Несколько раз. Но лишь однажды мне удалось выиграть благодаря блефу. Смог убедить соперника, что защищаюсь, а сам тем временем готовился к атаке.

Красовский одобрительно качнул головой:

– Вы так рассказываете о шахматах, что я почти готов поверить, что это и впрямь увлекательная игра.

Тарас Адамович улыбнулся, но промолчал.

Красовский умел блефовать. В прошлый раз в редакции «Кіевлянина» удалось выудить немало информации именно благодаря этому его умению. Теперь же бывшего главного следователя Киевской городской полиции рядом не было, и говорить с розовощекой работницей редакции придется самому. И блефовать тоже.

Тарас Адамович картинно снял шляпу, садясь в кресло напротив. Внимательно посмотрел на барышню, сконфузив ее взглядом, положил перед ней на стол газету и грозно спросил:

– Чье это объявление?

Барышня захлопала глазами.

– Я не понимаю, – залепетала она. – Кто вы такой? Что… что случилось?

– Кто я? – переспросил Тарас Адамович. – Вы лучше скажите мне, кто вы? Что вы о себе возомнили?! Я спрошу только один раз – кто вам позволил указывать в копеечном объявлении мой домашний адрес?

Девушка, вероятно, начинала понимать, что произошла какая-то ошибка. Засуетилась, сорвалась с места, пообещав вернуться через минуту. Она и в самом деле вернулась довольно-таки быстро, но уже с худощавым юношей.

– Мне повторить вопрос? Или сразу пойти в полицию?

Худощавый побледнел, розовощекая вновь захлопала глазами.