– Королю Ричарду ещё при жизни власть передал отец. Ваш дедушка поступил по уму. Выбрал лучшего кандидата, твёрдого в своих убеждениях, но способного шире смотреть на мир. А ваш отец… Уж простите за прямоту…

– Ничего-ничего, говорите правду. Я не обижусь.

– Ваш отец был управляемым и слушал льстивые речи недовольных придворных, не желающих менять свой образ жизни.

– Тюфяк, – сделала вывод и задумалась. Картина понемногу вырисовывалась. – Но какова была моя роль в мятеже? Если меня приговорили к смертной казни, стало быть, меня в чём-то подозревали?

– Конечно! Вы ведь дочь мятежника! – торжественно оповестил лекарь и замолк.

– И… конкретно я сделала… Что?

– Как что? – не понял он. – Вы дочь изменника и предателя. Вашего отца и подстрекателей обезглавили. Король подавил мятеж и уничтожил всех злоумышленников. Не помиловал даже личных слуг в вашем родовом замке.

– Этого оказалось достаточно, чтобы меня повесить. Я расплатилась за грехи родителя… Вот как…

Меня такой итог не слишком удивил. В нашей средневековой истории подобные чудовищные расправы были известны. Могли вырезать семьи до какого-то колена для устрашения тех, кто посягал на трон.

– А где моя мама?

– Ваша матушка умерла десять лет назад, не сумев разродиться наследником.

– У меня остались ещё какие-то родственники? Возможно, по линии матери?

– Кроме короля, у вас есть бабушка. Вдовствующая королева. Но она не пожелала за вас заступиться, – потупив глаза, признался лекарь.

Не смогла или не захотела? Бабушки, они такие разные. Одна последний рубль отдаст непутёвому внуку, а другая видеть не хочет и наследство лучше отпишет чёрному риэлтору, чем внучке, которая правнука в подоле принесла. Видела я таких.

– Вы многое прояснили, господин Холл. Скажите, я чему-нибудь училась? У меня были способности к чему-нибудь?

– Вы были на домашнем обучении. Я не компетентен в этой области. Как все благородные дочери, вы были кротким и послушным ребёнком. Один раз я слышал ваше чудесное пение. Какие у вас таланты, я не знаю, – лекарь сочувствующе заглянул мне в лицо.

– Сомневаюсь, что после пережитого смогу беззаботно чирикать, – фыркнула недовольно.

Я всё ещё не понимала, как мне выживать дальше. Решающей станет аудиенция у короля. Я всегда была реалисткой и не мечтала, что король вдруг сжалится над бедной сироткой. Как бы глубже не закопал! С глаз долой, из сердца вон.

– Скажите, я могу забрать свою одежду? Сохранились какие-либо вещи? Я ведь не могу носить одно и то же платье днём, и спать в нём ночью.

Ожидая ответ, я мысленно скандировала: только пустите меня в мою бывшую комнату, где бы она ни была! Я уж вытрясу из вещичек всё, что можно!

– Король завтра сам вам озвучит своё решение. Я лишь могу на ночь вам выдать больничную одежду.

Конечно, ответ меня не удовлетворил, но давить на лекаря было бесполезно. Слишком он боится оказаться втянутым в скандал. Пришлось согласиться на эту малость. Но я ещё попросила ужин. Голодные спазмы желудка уже битый час напоминали: организму пора поесть! Когда в последний раз ела герцогиня? По ощущениям я бы сейчас мамонта съела и добавки попросила!

Да уж, юной Евангелине не позавидуешь. Не родись герцогиней, а родись у умных родителей. И не сиделось же папашке в родовом замке. Власти возжелал, а ума не нажил.

Разбудили меня ни свет, ни заря. Служанки снова макали меня в ванну с ароматными травами, натирали, смазывали, растирали моё побитое тело, доводя до состояния лёгкого облачка. Не знаю, что за чудо-средства были у них в арсенале, но, как и обещал вчера главный королевский лекарь, синяки почти сошли. Ушибленные рёбра перестали ныть при малейшем движении, и появилось общее ощущение хорошего самочувствия.