САМАННАЯ АНФИЛАДА
Рядом с центральным ташкентским пятачком, который в ту пору назывался Сквером Революции, находился весьма популярный в молодежной среде комплекс ОДО – Окружной Дом офицеров с кинозалом, танцплощадкой, летним кафе и небольшим старым парком.
Но сразу же за этим очагом цивилизации, по другую сторону улицы, начинался бесконечный лабиринт частной застройки, где встречались, впрочем, и капитальные особняки с хаузами-бассейнами, но большей частью лепились друг к дружке те самые саманные домики.
Если для сноса особняков использовалась мощная техника, включая бульдозеры и танки, то в атаку на саманные домики бросили нас, студентов.
В один из летних дней (дело, помнится, было во второй половине июля, в период самого неистового зноя, называемого в Средней Азии саратаном) парням из нашей группы поручили разобрать потолки внутри саманного дома, имевшего множество пристроек. Очевидно, здесь обитала большая, постоянно расширявшаяся семья, которая решала свои жилищные проблемы путем пристройки к основному зданию всё новых и новых комнатушек, постепенно задействовав под них практически всю территорию двора, за исключением крохотного внутреннего пятачка, на котором росли две-три урючины. По сути, это был современный аналог караван-сарая.
Должен сказать, что вряд ли сыщется другая такая работа, которую с большим основанием можно было бы назвать пыльной.
Потолок саманного лабиринта представлял собой основу из жердей, к которым крепилась обрешетка из дранки, обмазанная в свою очередь основательным слоем глины с рубленой соломой. Для разбивки глинобитного слоя нам вручили своеобразные тараны – длинные палки с утолщением-набалдашником на конце. Этим тараном надлежало с силой ударять в потолок, одновременно уворачиваясь от рушившихся вниз кусков высохшей до звона глины. Про каски почем-то забыли. Впрочем, какие каски, когда в тени за сорок! Ладно, к падавшим на наши головы крупным и мелким комьям мы кое-как приспособились, но куда было деваться от пыли, которая после первых же ударов в потолок заполняла всё помещение густым стоячим облаком?!
Однако задание есть задание. Мы разбились на пары (нас в звене было шестеро). Первая пара, обмотав нижнюю часть лица до глаз смоченными под водопроводом майками, героически долбила потолок в течение пяти минут, стараясь игнорировать лезущую в глаза глиняную взвесь. Наконец, пятиминутка истекала, и эти двое, как ошалевшие, выбегали в соседнюю комнатушку, где находились сменщики. Через несколько минут, когда пыль в первой комнате оседала до приемлемой концентрации, туда входила вторая пара. И так – по кругу. К тому моменту, когда снова подходила очередь первой пары, ее участники едва успевали отдышаться после предыдущего захода. Когда саманных кусков на полу скапливалось с избытком, мы всем коллективом выносили их к калитке в ведрах и на носилках для последующей перегрузки в самосвал.
И вот что характерно: никто не отлынивал от работы. Всячески понося ее, каждый, тем не менее, старался перевыполнить некую “джентльменскую” норму.
Само собой, периодически мы устраивали перекуры, собираясь в одной из комнат, расположенной в глубине этого саманного лабиринта, куда не долетала глиняная взвесь из обрабатываемого помещения, взвесь, которая полностью так и не оседала даже до конца рабочего дня.
Во время одного из перекуров и произошло событие, которому я до сих пор не нахожу реалистического объяснения.
Мы находились в самой отдаленной от входа комнате, имевшей единственное, весьма небольшое по размеру окно, выходившее в тот самый внутренний крохотный дворик с тремя урючинами. Рама из окна была давно уже выставлена. Один из наших парней уселся в этом проеме, лицом к комнате. Остальные стояли в центре комнаты полукругом. Чтобы выйти из нее на улицу, надо было пройти через целый ряд других помещений, двери в которых располагались зигзагом по отношению друг к другу. Зато здесь, в самой глубине постройки, и воздух казался чище, и было всё же чуточку прохладнее, чем на улице, где разогретый палящим солнцем асфальт прогибался под ногами и обжигал подошвы ног даже сквозь обувь. Потолок в этой комнате мы еще не долбили, но весь он был покрыт трещинами, как, впрочем, и глинобитные стены.