Мама огляделась и развела руками на ее слова:

– Почему дует? У нас ведь тепло, – но тут же увидала: у юбки большого клина нет, а только видна белая подкладка, которая называлась спозницей.

– Ой! – ахнула она и зарделась: – Пожалуйста, простите.

Она виновато смотрела на подругу, потом повернулась ко мне, а я, как ни в чем не бывало, спокойно и усердно шила, прикусив нижнюю губу.

– Шурочка, – подошла она ко мне, – как тебе не стыдно? Зачем ты у тети отрезала юбку?

Я же непонимающе теребила лоскут и, надувшись, опустила голову. Тетя на юбку даже садиться не хотела: значит она ей не нужна – было моим детским размышлением.

Бухгалтерша улыбнулась и спокойно проговорила:

– Не ругай ее, Мария, она же ребенок. Надо же, я, видя Шурочку за рукоделием, еще подумала: странно, материал, как у моей юбки, такой же точь в точь.

Я закрыла руками лицо, словно плачу, а сама еле сдерживала смех.

Женщина сняла юбку и мама отрезала остаток лоскута, на машинке прошила бок и получилась вновь юбка, только не такая широкая, как была. Обе подруги смеялись, только мама была рассержена. Женщина подала мне лоскут со словами:

– На, Шурочка, сшей и остальным красивое платье.

– Мне хватит, не надо, – ответила я. – У меня уже есть.

Но она продолжала сувать мне ткань:

– Бери-бери, износят эти, ты сошьешь им новые.

Я свернула лоскут и положила в сундук, который именно мне для моих вещей сделал папака. Я и брат папу называли – папакой. После работы пришел папа и увидел меня грустную.

– Что с тобой, моя красавица, Шурочка, моя рукодельница?

Мама рассказала ему о случившимся. Он рассмеялся и взял меня на руки.

– Ты не только умница и рукодельница, но еще можешь сама заработать: снимать незаметно юбки с женщин!

Я обиделась и заплакала.

– Не хочу так работать! Я петь хочу и плясать!

– В чем же дело, давай пой и пляши.

Он опустил меня на пол и, взяв гармонь, заиграл.

Я про все плохое забыла и заплясала, припевая частушки. Они были детские, школьные, безобидные – сейчас, когда мне уж 82, не помню их ни одной.

Я постоянно отца просила:

– Папака, научи меня тоже играть на гармони.

Он мне отвечал:

– Не женское это дело, играть на гармони. Ты – девочка красивая и тебе не подойдет мужское занятие. Лучше пой и пляши, у тебя здорово получается!

Я отходила обиженно и втайне лазила к гармони тянуть меха. Папа был странный: маму ругал за то, что она гадает на картах. По какой причине ругал, не знаю.

Карты моей маме достались чудом: приснился какой-то старый дед и дал ей карты, положив на стол под образами, со словами:

– Возьми карты и гадай людям, только вознаграждение не бери, как только возьмешь – карты пропадут.

Мария проснулась и увидела на столе карты, но не те, что купила в магазине и от скуки подругам гадала на любовь. Крашенный в розовый цвет стол стоял под образами в углу, его папа сам сделал и, она когда гадала, выдвигала стол на середину комнаты. Кушали на кухне, а за этим столом мы с братом делали уроки.

Итак, мама увидала карты из сна и испугалась, подумав, что сходит с ума. Разбудила меня.

– Шурочка, посмотри, пожалуйста, на столе карты есть?

Я, спросонья шатаясь, подошла к столу и, тараща заспанные глаза, увидала новые карты, лежавшие в ряд тесной россыпью.

– Да, здесь лежат красивые карты, тебе их принести?

– Принеси.

Я сгребла их в кучу и подала маме. Она приняла их, прижав к груди со словами:

– Ой, оказывается сон в руку.

Я не поняла ее и проговорила обиженно:

– Как не в руку, я тебе прямо в руки дала!

– Не обижайся, дочка, я увидала сон: пришел странный дед и сказал мне, положив карты на этот стол:

– Возьми эти карты и гадай, а те выброси, только плату не бери, а то пропадут.