Признаться, я редко проявляла такую фантазию в выборе занятий, как в тот вечер: закончив с посудой, я сплела фенечку (вторую или третью в моей жизни), прочитала страниц десять первой попавшейся книги (первым попавшимся оказался словарь ударений), полистала фотоальбомы, попробовала даже порисовать. Отказалась от идеи посмотреть фильм или послушать музыку: возникала опасность не услышать звонок. В общем, ожидание мое было терпеливым, упорным и преданным и продолжалось до тех пор, пока мама, войдя в комнату, не сказала:

– Слушай, мне кажется, твоя Анфиса уже не объявится. Может, она просто забыла?

Чудовищное и обидное предположение, и все же я ухватилась за него как за соломинку, немного переиначив его для себя: Лина могла не забыть, а перепутать. Например, услышать «завтра» вместо «вечером» (не очень созвучные слова, но бывает же!) или «в субботу» (мало ли!). И она не подозревает, что я тут изнываю в ожидании!

– Я сама ей позвоню, пока нет десяти, – решилась я.

– Имеет смысл. Иначе можно зря прождать, – согласилась мама и вышла, оставив меня наедине с телефоном.

Девять двадцать семь. Около получаса на душещипательный разговор с объяснениями, извинениями и клятвами в вечной дружбе – должно хватить. Впритык, конечно, но что поделаешь. После можно (и нужно) будет увидеться и уже тогда обговорить все детально, прикидывала я, пока в трубке шли гудки.

Наконец я услышала заинтригованное «алло?» (Линина мама всегда произносила это таким тоном, будто уточняла, какой именно сюрприз ей приготовили).

– Здравствуйте, а можно Анфису? – выпалила я.

– А, одну секунду. До-о-оча-а!

Те же слова, тот же громкий оклик – все как раньше… когда я звонила туда в последний раз? От того, что с тех пор ничего не изменилось, мне стало как-то тепло.

Вот и голос Лины, ее бодрое «слушаю».

– Привет.

– А, привет. – Мне показалось, что она как-то сразу поскучнела, будто ждала звонка королевы, а позвонил черт знает кто.

По каким-то необъяснимым, как я теперь понимала, причинам приготовившаяся к более дружелюбному «приему», я растерялась и вдруг осознала, что не помню, о чем собиралась говорить с Линой. И вот теперь она ждет (нетерпеливо, уже мечтая положить трубку) на том конце провода, а я молчу как идиотка. Хуже ситуации не придумаешь.

– Как отметили? – неуверенно спросила я.

– Хорошо, – был ответ.

– С мороженым, как и собирались? – Ох, еще сейчас подумает, что я завидую.

– Оль. Чего ты хочешь?

Эта прямота обескуражила и, конечно, резанула меня, но в то же время заставила собраться и перейти наконец к главному:

– Лин, что происходит?

– Ничего.

– Я тебя чем-то обидела?

– Нет.

– Тогда почему все так?

– Как?

– Да не притворяйся! Ты не можешь этого не замечать. Мы были неразлучны, а теперь едва здороваемся! Ты проводишь время с другими подружками, а со мной разговариваешь через губу… должна же быть какая-то причина!

– Ну да. Все было хорошо, но теперь мы «разошлись, как в море корабли», – терпеливо пояснила Лина, как начальник, в сотый раз повторяющий уволенному подчиненному, что высоко ценит его профессиональные качества, но принять его обратно на работу не может. – У тебя будут – может, уже и есть – новые друзья…

– Но мы же были лучшими подругами! Почему?.. – Крик души, за который мне сейчас же стало стыдно.

Однако почему-то именно на это невнятно-эмоциональное восклицание я получила наконец вразумительный ответ.

– Хочешь знать, почему мы были лучшими подругами? – переспросила Лина.

– Да нет, хочу знать, почему сейчас… – начала я.

– Сначала я отвечу на тот вопрос, и ты сразу поймешь, «почему сейчас». Ты лучше всех в классе – в моем теперь уже БЫВШЕМ классе – знала те предметы, с которыми у меня всю жизнь были проблемы. Я очень хотела попасть в профильный класс, а значит, закончить год без «троек», так что мне необходим был такой «тыл». Пару дней я присматривалась и… выбрала тебя.