– Если это утверждает старик Мелькиадес, значит, у него есть причины, – прокомментировал офицер морской полиции, когда инспектор вскоре после этого пришел узнать его мнение по этому вопросу. – Правда в том, что он знает море, как свои пять пальцев, и никто, кроме него, не может с такой точностью предсказать непогоду. Некоторые уверяют, что сами рыбы рассказывают ему об этом.

– Рыбы не разговаривают, – угрюмо заметил Фонсека. – Они не говорят и не летают.

Но, возвращаясь в Пальму по извилистой, разрушенной дороге, которая выглядела так, словно ее не ремонтировали уже тридцать лет, он никак не мог перестать думать. Не о том, что старый морской волк обвинил дельфинов, а о том, с какой уверенностью и естественностью он это сделал, как будто это была самая логичная вещь на свете – что законы, управлявшие миром тысячелетиями, могли вдруг измениться.

– Они разозлились! – это было единственное объяснение старика. – Даже слепой это заметит.

Для инспектора Адриана Фонсеки, человека, который вырос вдалеке от моря, несмотря на то, что большую часть своей жизни он прожил менее чем в двух километрах от него, утверждение, что кто-то «видит», как дельфины ведут себя иначе, было непостижимой загадкой. Он понятия не имел, как они должны вести себя в обычных условиях. Однако уважение к тем, кто готов рискнуть своей жизнью на нескольких деревянных досках в море, склоняло его к тому, чтобы поверить старику с хриплым голосом и мутными глазами, что тот знает, о чем говорит.

И поэтому, спустя два часа, едва не вылетев с дороги три раза из-за ее ужасающего состояния, он прибыл на кладбище. Как раз в момент, когда, завершив погребение, священник, пономарь и несколько друзей скрылись среди кипарисов. Он подошел к паре, стоящей у скромной могилы без надгробия, перекрестился почти незаметно и без особой уверенности сказал:

– Вполне возможно, что его убил дельфин.

Сезар Брухас и Мириам Коллингвуд долго не реагировали, и наконец первый ответил, не сумев скрыть легкого презрения:

– Это самая большая глупость, которую я слышал в своей жизни!

– Тем не менее, есть те, кто это утверждает.

– Наверняка это какой-то сумасшедший… Или полицейский… Или судебный эксперт. Только безумец, судмедэксперт или полицейский могли бы додуматься до такой ерунды.

– Дельфины никогда никому не причиняли вреда, – поспешила вмешаться англичанка с примирительным тоном. – Это самые дружелюбные животные.

– Я не сильно разбираюсь в рыбе, – мрачно признался инспектор, – но так сказал мне один старый рыбак, который точно знает.

– Дельфин – это не рыба, это млекопитающее.

– Мне всё равно, хоть стоматологом пусть будет! – был нетерпеливый ответ. – Согласен, это звучит глупо, но, похоже, дельфины в последнее время ведут себя странно: рвут сети, ломают ловушки, бьют лодки… – Он вновь указал на могилу. – И этот чудоковатый судмедэксперт, похоже, пришел к выводу, что его брата ударили так сильно по голове, что размозжили мозг. – Он пожал плечами. – Почему это не мог быть дельфин?

– Потому что за всю историю человечества не было ни одного случая, чтобы дельфин напал на человека, – заметил Сезар.

– Человек тоже никогда раньше не был на Луне, а американцы клянутся, что добрались туда, хотя я до сих пор в это не верю, – возразил другой. – Может, этот старый рыбак и пьяница, и болван, но пока что он единственный, кто дал внятное объяснение четырём необъяснимым смертям. И возможная связь между ними – дельфины.

Он неспешно пошёл по широкой аллее, окружённой могилами, в сторону выхода, и Мириам с Сезаром, явно озадаченные, последовали за ним.