– Похоже, мы тут надолго, – Озрик недовольно морщится.

– Нам нужно объединиться, – я подхожу ближе к булыжнику и касаюсь его, чувствуя под рукой вибрирующую магию. Свою магию.

На Аннуи реликта связывают с его магией рунами – это старый обряд и необратимый. Может, объединив силы, мы сможем справиться с задачей?

– У нас есть шанс восстановить часть башни общими усилиями. Можно попробовать одновременно использовать тот же самый Тейваз.

Мы отвлекаемся, смотря на пробегающих мимо нас реликтов. На часах не больше шести утра, но четыре человека уже приступили к тренировкам.

– А как же Хагалаз? – Ракель чуть наклоняет голову и немного хмурит брови, вспоминая нравоучения Риммона.

– Хагалаз – стихийная руна, что значит – абсолютно непредсказуемая и неконтролируемая. Для ее выполнения требуется не просто практически вся сила реликта, но и смирение с возможным провалом. А провал в стихийной магии… – я стараюсь подобрать подходящие слова, но ничего так и не приходит в голову. – Ну, в общем, просто не думаю, что это разумно сейчас.

Ракель понимающе кивает.

Цезония в этот момент скептически оглядывает башню и меня, затем пожимает плечами:

– Давайте уже сделаем то, что предложили. Если это сработает, будет здорово. Я хочу, чтобы этот день наконец-то подошел к концу.

Забавно, ведь он только начался.

Остальные тоже соглашаются с моим предположением объединения. Мы встаем в одну линию напротив башни и вскидываем руки.

– Готовы? На счет три, – я сосредотачиваюсь на ощущениях внутри себя. – Один. Два, – чувствую, как сила скользит по венам из моей груди к рукам. – Три.

Мы синхронно выводим символы и направляем их в сторону башни. У половины из нас ничего не получается, а Цезония и вовсе отлетает на метр. Озрик помогает ей подняться, но она отпихивает его.

– Я думал, все будет проще, если нас много.

– Не думаю, что магия работает так, – выдыхаю я. – Прежде всего, она чувствует настроение и готовность каждого из нас. Когда усталость, физическое или ментальное истощение дают о себе знать, она противится.

– Да нормально я, – Цезония еще раз отпихивает рукой Озрика. – Давайте еще.

Мы пробуем снова. На этот раз только у Озрика выходит менее яркий символ, остальные же пылают силой и намерением. Наши руны цепью сплетаются друг с другом и заставляют подняться разрушенный камень с земли. Руны создают бледно-золотой купол и ползут к основанию башни. Я сосредоточенно держу руки, которые начинают ныть. Камень за камнем мы пытаемся вернуть ей первозданный вид, но видит Авадхани, не все учащиеся смогли бы достичь идеального результата.

Мы восстанавливаем часовню чуть больше, чем наполовину, когда Озрик опускает руки, и цепь рвется, а мягкий купол рассеивается:

– Простите, больше не могу.

Мы все устали, поэтому просто понимающе молчим. Даже Цезония не поводит бровью.

– И это все? Нужно просто восстановить ее? – Марк недоверчиво смотрит на часовню.

– То есть для тебя это просто? – Озрик смотрит на Марка.

– Что-то не так, – я подхожу ближе к камню и касаюсь его. Та же вибрация магии, только гораздо сильнее. От меня или от него? – Внутри что-то спрятано.

Я толкаю массивную деревянную дверь, она поддается мне с гулким скрипом. Справа от входа я замечаю крутую лестницу, ведущую на самый верх часовни, где сейчас сияет огромная дыра, и видно светлое утреннее небо. Впереди меня небольшая платформа, на которой лежит листок. Я захожу внутрь, остальные следуют за мной.

Каменный пол в трещинах и дырах, заросших мхом и травой. Я мягко ступаю по нему, приближаясь к платформе. На ней единственный листок. Я уже протягиваю руку к нему, как слышу Цезонию и, кажется, затылком вижу ее закатанные глаза: