– Каких детей, Маш? Ты смотри там с этим…

– Поздно, мама, пить «Боржоми»… Я на третьем месяце…

У Тамары перехватило дыхание. Сердце ударилось о грудную клетку и застыло.

– Мамуль, ты что молчишь? – испугалась девушка. – Не волнуйся, я же не ребенок. Мне уже два десятка лет. Короче, жди гостей. Через две недели мы приедем за твоим благословлением. Саша тебе обязательно понравится.

Уснуть этой ночью Тамаре не удалось. Она долго ворочалась в постели, потом встала, набросила на плечи плед и вышла на балкон. На улице было тихо и свежо. Аромат сирени и стрекотание сверчков вернули ее к событиям двадцатилетней давности. Сам собой перекинулся мостик в полузабытую юность…

Было ей тогда двадцать лет. Работала она в школе помощницей педагога-организатора. В День защитника отечества ее питомцы давали праздничный концерт в подшефной войсковой части. Там она встретилась взглядом со смешливыми, зелеными, блестящими, как ягоды крыжовника под дождем, глазами солдатика, сидевшего в первом ряду. Произошло короткое замыкание: по спине поползли мурашки, закружилась голова, засосало под ложечкой. Ничего подобного испытывать ей еще не доводилось.

Солдатик не сводил с нее глаз, а после концерта напросился в провожатые.

Шурик Кох руководил в клубе радиорубкой, сам чудесно пел и играл на гитаре. Служба у него была – «не бей лежачего» – к талантам в части относились уважительно.

С первой минуты общения у Томы с Александром возникло чувство глубокой симпатии, какое бывает у людей, давно и хорошо знающих друг друга. До утра ребята просидели на скамейке у Томкиного подъезда, даже не заметив, как пролетела ночь.

Солдатик рассказал девушке о своей немецкой родне, пострадавшей в свое время из-за «неправильной» национальности, об отце, блестящем литераторе-германисте, о матери, учительнице немецкого языка, о тетках, проживающих в Германии.

Тамара слушала, затаив дыхание. Она даже не подозревала, что пятая графа способна навредить владельцу паспорта. В тот вечер Шурик здорово раздвинул горизонты ее представлений о многих вещах и явлениях.

С тех пор молодые люди встречались ежевечерне. Мама Томы подрабатывала ночным сторожем, и квартира до самого утра была в распоряжении влюбленных. Тогда-то девушка впервые и познала прелесть бессонных ночей, в которых она растворилась без остатка.

Когда до окончания службы Коха оставалась всего неделя, Тома с ужасом поняла, что беременна. Они с Шуриком условились: по приезде домой тот сообщит родителям о намерении жениться и возвратится за ней.

Девушка верила обещаниям любимого, но, провожая его на поезд, почувствовала, как к ней тихонько, на цыпочках, подступила тоска.

Стараясь унять дрожь в голосе, Тамара рассказала парню о своей беременности. Тот обнял ее за плечи: «Глупышка, рано нам еще спиногрыза на шею вешать, надо сначала для себя пожить. Сама знаешь, что в таких случаях делают, ты же умница». Он достал из портмоне десятитысячную купюру и засунул ее в перчатку оцепеневшей Тамары.

Уже запрыгнув на подножку вагона, Шурик послал ей воздушный поцелуй и крикнул: «Завтра позвоню!» Ни завтра, ни послезавтра, ни через месяц он не позвонил.

Деньгами Тома так и не воспользовалась. Все ждала: вот придет жених, они распишутся и ей удастся уговорить его оставить ребенка. А когда поняла, что надеяться больше не на что, было уже поздно.

Она была в полном отчаянии. Не хотела ни есть, ни спать, ни жить. Неделями лежала на кровати, разглядывала потолок остановившимися глазами.

«Сколько можно себя изводить? – сердилась на нее мать. – Говори, что натворила».

Томка дала волю слезам и все рассказала.