Наконец она не выдержала.

– Смирно! – выкрикнула она, как делал это Глеб Орлов.

Приём сработал; мальчик замер, и Люси тут же разжала руки.

Не оглядываясь на мать, малыш обошёл стол и, приблизившись к Альберто, погладил вырывающуюся девочку по спинке.

Гонзалес тоже отпустил ребёнка, и она, рыдая, обхватила Даниеля, едва не опрокинув.

– Я дам тебе бвинтики, – бормотал мальчик. – Вивасту, и дам тебе бвинтики.

– А я выласту, – оттерев слёзы, Энн повернулась к Альберто. – И всё маме сказу!

– Так это ведь мама-то и не разрешает тебе есть блинчики! – не удержалась Люси Гонзалес, бывшая Бренда.

Девочка перевела на неё свои огромные, в пол-лица, синие глазищи.

– Ты -длянь, – заявила она безапелляционным тоном.

Взяв Даниеля за руку, она спокойно позволила увести их в дом.

«Лучше не идти за ними,» решила Люси, начиная наводить порядок. «Утро вечера мудренее. Ах, Дэн, Дэн… Да, не лёгкая борьба мне предстоит за твоё сердце и душу. Но я не сдамся, да поможет мне Бог!»

* * * * *

«Ничего, не я один,» сам себе оправдывался Орлов; пара сельчан уже начали выяснять что-то, толкаясь как настоящие петухи, но парни, следившие за порядком, тут же развели их в стороны.

Один просто ругался – его вежливенько проводили к столам, а второго, «оказавшего сопротивление» передали дежурным милиционерам.

«Вот и правильно.» Глеб помогал передвигать столы и перетаскивать котлы с одуряюще пахнущей картошкой.

Ему мучительно хотелось что-либо проглотить, но даже щепотка ухваченной квашенной капусты застряла в горле.

Он всё-таки сумел сдержаться, хотя бы отойти в сторону.

Не человек, он буквально физически видел, как взбунтовавшийся организм требует «продолжения банкета»», посылая лживый сигнал: «хочу есть и пить».

Голодная злоба заглушала разум, словно при заболевании настоящим бешенством.

Совершенно отчаявшись, Глеб едва добрался до края стадиона на границе с общедеревенским лугом. Цепляясь одной рукой за столб-указатель, в зимнее время служивший вехой, он, другой рукой достал мобильник.

Ему пришлось истратить остатки Энергетики, но он смог нажать кнопку.

– Я выпил, – простонал он, сползая на землю.

Уже почти стемнело, когда Люси, наконец, убрала все следы баталии и села передохнуть.

Она вытянула свои тонкие руки вдоль стола, легла на них грудью, и щекой, повернув лицо в сторону откуда доносились звуки праздника, со школьного стадиона, где отмечали Выпускной.

По прежнему играла музыка.

Мягкий свет переносной лампы, смешиваясь с освещением дворового фонаря, убаюкивал, навевал дремоту.

Глаза женщины сами закрылись, но тут сигнал мобильника выдернул её обратно в реальность.

– Глеб? – спросила она встревоженно.

И услышала то, что боялась больше всего в этот вечер.

– Я выпил… – В его голосе звучало отчаяние. – Я на другом от Скамеечки краю стадиона. Придёшь?

– Да, я иду! – Люси не шла – бежала со всех ног. – Ох, Глеб, держись, я сейчас!

* * * * *

Когда Люси Гонзалес наконец добежала до указанного Глебом места, она не сразу обнаружила мужа, но заметила белое пятно рубашки в уже сгустившейся темноте.

Музыка даже здесь буквально глушила и, только подойдя вплотную, женщина услышала, как стонет молодой Орлов, время от времени разражаясь дикими ругательствами.

– Глеб!

Он не среагировал.

«Бойся козла спереди, коня – сзади, а пьяного – со всех сторон…»

Люси обошла вокруг Орлова так, чтобы попасть в поле его зрения.

Солдат из отряда «R» шагнул было из кустов, но она отрицательно помотала рукой, и тот, с явным облегчением, снова скрылся во тьме.

– Что не так? – произнесла она совершенно нейтральным голосом.

Дождавшись, когда он перестал материться и закашлялся, она спокойно повторила свой вопрос.