Отвезли на капище. Волхов свершил обряд. Всё! Полоцкая княжна Рогнеда стала женой князя Владимира. Правда, стола у князя Владимира ни в одном городе на Руси нет. В Новгороде он был всего лишь наместником киевского князя. И то, вернувшись с Варяжского моря в Новгород, стал вообще непонятно кем. Бродячий князь бродячей дружины.

Начался свадебный пир. Рогволода с сыновьями выпустили из подклети и усадили за стол на скамьи с завязанными сзади руками перед пустыми мисками. У матери руки не были связаны, но миска стояла пустая.

– Ешьте, пейте дорогие тесть с тёщей! – кричал со своего места Владимир – Не побрезгуйте угощением, шурины!

А руки связаны, а слуги с яствами обходили их стороной, а деревянные мисы пустые стояли перед ними. Стыд и срам! Но сидели князья полоцкие прямо, смотрели гордо.

Повели молодых почивать в светёлку, нарочно приготовленную для этого. Стояла кровать высокая, резьбой украшенная. На кровать уложили туго связанные снопы ржаной соломы, постелили сверху белоснежным льняным полотном, подушки положили пуховые, а одеяло соболиное.

Сопровождали молодых: дядя жениха Добрыня, предводители дружин и связанные по рукам отец Рогнеды и братья.

Молодые зашли в светёлку, дверь было прикрыли, но Владимир ударом каблука распахнул её настежь.

Князя Рогволода и братьев Рогнеды, усмехнувшись, Добрыня поставил так, чтобы было видно, что творится в светёлке.

Владимир сел на кровать. Зашуршали снопы под тяжестью его тела. С усмешкой глядя на Рогнеду он протянул правую ногу. Что же делать? Она жена. Обычай есть обычай. Княгиня опустилась на колени и стала стягивать сапог с ноги мужа. Из портянки посыпались несколько медных и серебряных монет.

– Согласилась бы сразу, глядишь, и золотые бы были, – сказал Владимир, меняя ногу, и посмотрел победно в сторону полоцкого князя.

Рогволод отвёл глаза. Стыдно. Лица братьев Рогнеды горели от гнева и стыда.

Владимир кивнул Добрыне, тот прикрыл дверь, но не до конца, чтобы слышно было, что делается в светёлке.

По обычаю, сопровождающие молодых, должны были закрыть за ними плотно дверь и удалиться пировать дальше, чтобы через некоторое время прийти «будить» молодых битьём глиняных пустых горшков о дверь, на счастье. Сейчас всё было не так. Вожди дружин удалились. Остались братья, Рогволод с женой и Добрыня. И они слышали всё, что творилось в светёлке: и шуршание соломы в такт движениям, и стоны и крики Рогнеды, и пыхтение, и рычание Владимира.

Наконец всё стихло. Пытка для родни Рогнеды закончилась. Дверь распахнулась, вышли молодые. Владимир держал в руках заострённую палку с белоснежной сорочкой жены. На сорочке кровавое пятно. Палку с сорочкой передал Добрыне, и он с ней пошёл в зал, где продолжался пир, хвастать победой князя. Была бы свадьба по согласию и доброй воле, то этим можно было бы гордиться родителям невесты, а теперь это позор.

После свадьбы Владимир приказал раскатать город по брёвнышку. Дружине Рогволода сказал:

– Чем вы недовольны? Ваши пожитки и семьи в телегах нетронутые, а дома ваши в Киеве.

И двинулся большой поезд из телег по лесным дорогам, через земли дреговичей и древлян в сторону Киева. Договорились встретиться в Вышгороде.

Князю Рогволоду и его сыновьям Владимир приказал перерезать горло. Мать Рогнеды оставил жить.

– Зачем ты мне, стара́? Живи.

Полоцких князей с почестями похоронили, и основная дружина Владимира водой направилась к Вышгороду.

Заскрипели, прогнулись доски моста через Лыбедь. Весёлые всадники въехали в ворота усадьбы княгини Рогнеды.

Муж её, князь Владимир, решил не ехать в город, а заночевать здесь у своей жены. До Киева версты три, он всегда так делал, когда охотился в тех местах.