– Тома, иди, голубонька, сюда. Будь другом, отнеси Ивану книжку. Я записку на десятую страницу положу, не потеряй.

Тамара забежала к мамочке, в сарай, сказать, что с Раечкой Маня будет сидеть, а её саму Нина зовет – и через минуту ее пальтишко уже замелькало в конце улицы.

Нина назначила свидание Ивану, Но и сама не знала зачем. Плана у нее не было, она была почти что в панике, она чувствовала себя одинокой на этом свете. Иван должен был что-нибудь сделать, решить или придумать. Она ходила по дому, перекладывала с места на место какие-то вещи. Вошла мать за каким-то своим делом, взглянула на Нинку строго, коротко приказала:

– Пол вымой. Скоро отец вернется.

Нина подумала: «Валя вымыть не могла за целый день?» Вслух не сказала, матери никто никогда не перечил. Взялась за тряпку.

Вскоре на крыльце затопали, сбивая грязь, постучали, голос отца произнес: «Проходите в дом». – «Интересно, с кем это он? Ивана на „вы“, что ли назвал?» Нина выглянула в сени – и так и замерла: в дом входил, согнувшись, чтоб не удариться о притолоку, этот «кривой» с его непонятной усмешкой, а отец уже распоряжался:

– Неси, мать, чем хата богата. У нас гости.

Нина отскочила от двери, не притворив её, чтоб не привлекать внимания. Что теперь? Тряпку бросила к порогу, ведро с водой сунула за печку, сама бросилась на чердак – отсидеться, пока этот не уйдет. Едва укрылась, как услышала, что внизу, в большой комнате, раздались голоса: глухой голос отца, хрипловатый – гостя, и приподнято- вежливый Валентины (оторвалась- таки от книжки, простое женское любопытство, видно, сильнее жажды систематических знаний!) Нина не могла слышать всего, о чем говорили внизу, доносились отдельные слова, но и их было достаточно, чтобы понять: гость пришел поразвлечься в дом, где, как ему сказали, «девичий цветник» расцветает. Вот и стаканы звякнули, отец затянул свою любимую (из польского прошлого): «Поцужеста кавалиры пшишли», – его поддержала Валентина, ничего себе концертик. И чего пришли сюда кавалеры, вернее, кавалер? А Иван уже, наверное, её ждет. И не может понять, куда она пропала. Ничего, пусть ждет. Ему никакого наказания не хватит, за то, что живой ходит по земле, а его одноклассники лежат в общей могиле – в первый день, как немцы свой порядок устанавливали, всех парней 16—20 лет, кого только отыскали, выставили на площади перед церковью, отобрали самых крепких и красивых и каждого, кто отвечал отказом на предложение сотрудничества с новой властью, на глазах у согнанного отовсюду населения показательно расстреляли. Нина и тогда, когда ей рассказывали об этом, и сейчас чуть не зарыдала в голос, но только задохнулась, задавив слезы в груди, и вытирала их, вытекающие двумя потоками из глаз.

«…на театре военных действий»

И Сергей лежит в земле… Сначала их первый пионерский вожатый, а потом первый юноша, с которым она поцеловалась. Ах, как счастливо складывалась жизнь до войны! Как красиво обещала пройти молодость! И школьный театр, и «Бесприданница», в которой они по очереди с Валентиной исполняли Ларису. Честно говоря, не совсем по очереди. Валентина была в основном составе, Нина – в подменном. Но утонченная Валентина всякий раз на генеральной репетиции или на конкурсе начинала страдать горлом – тут призывали Нинку (никогда ничем не болевшую), внешне сестры были похожи и каждая по- своему привлекательна. Только у Валентины Лариса Огудалова была фигура страдательная, жертва хищнического окружения нарождающихся в России капиталистов (Иван всегда поправлял Нину; «Не капиталистов, а капитализма», дескать, не конкретных людей, а абстрактных обстоятельств. Нина не соглашалась; «Как раз очень конкретных!») Но как бы там ни было, того требовал замысел режиссера и, по его режиссерскому (Сергея) убеждению, также и Александра Островского, автора пьесы. А Нина упрямо сообщала Ларисе черты непокорного борца. Борца за свободу от предрассудков и от денежного мешка (именно такой представлялась Нине в этой роли Марина Ладынина!) Это и принесло, кстати, победу их театральному коллективу на областном конкурсе. Вот тогда Сергей впервые взглянул, наконец, на Нинку не как на члена его комсомольской ячейки, а так как-то по-особенному нежно, и пожал ей руку, и поцеловал в лоб, вручая районную Грамоту. Боже ж ты мой, все только-только начиналось… И когда она поступила в фармацевтический техникум, Сергей тоже стал учиться в Могилеве – на заочном в педагогическом… Бывало, что они вместе ездили домой по выходным… Когда началась бомбежка, тут уж каждый добирался до дому, как мог…