Когда врачи озвучили диагноз, она на время потеряла связь с реальностью.

— Никогда не сможет ходить. Позвоночник раздроблен.

Слова врача до сих пор отдавались гулким эхом у неё в ушах. Она не помнила что говорила, и говорила ли вообще что-нибудь. Помнила лишь, что много плакала. Наверное, у неё была истерика. Но мать Витали вопреки всему держалась уверенно. Должно быть она давно свыклась с мыслями о том, что её сын никогда больше не встанет на ноги, а посему была готова к любому вердикту. Услышав «приговор», она лишь ухмыльнулась в отличие от Марины, которая была вне себя от злости. Сильная женщина, не то что некоторые.

Однажды, придя навестить Виталю, мать её не пустила в палату. Встретила в коридоре и поспешила отвести подальше. Марина не понимала что происходит.

— Марин, не надо пока к нему ходить. Он не хочет. Мучается всякий раз, когда видит тебя.

Она не могла поверить своим ушам. Слышать такое после всего что было…

— Я не понимаю. — Слёзы накатились на глаза. — Я люблю его. Не могу без него.

Верила ли она в то, что говорила? После того, как стало понятно что он навсегда останется инвалидом, чувства к Виталю заметно помутнели. Стоило ли её в этом винить? С одной стороны чувства горели ярким огнём, а с другой перед глазами меркли радужные перспективы беззаветного будущего, которое у них отняла авария. Она не видела себя рядом с ним через пять или десять лет. Ей всего двадцать один год, и заключать себя узами несчастного брака не представлялось возможным. Думая об этом, она мысленно презирала себя за слабость, понимая, что все вокруг будут её осуждать.

Погоревав из-за собственной никчёмности, она вернулась в общежитие и надолго замкнулась в себе. Никаких больше тусовок, ночных клубов и прочих развлечений. Посиделки с подружками остались в далёком прошлом. Она слышала их зловещие слова за спиной. Знала, что каждый человек в универе осуждал её за слабость и трусость перед выпавшими вызовами. Единственное, что могла противопоставить им Марина, было полное игнорирование окружающих. Даже соседка по комнате осталась не у дел.

Впереди была работа, на которой она проводила всё свободное время. В ресторане никто не знал её истории, и, соответственно, не мог смотреть на неё косо. Разнося по столикам заказы, Марина испытывала чувство внутренней гармонии, находясь среди людей и одновременно вне их досягаемости. После смены могла остаться на подработку в качестве посудомойки, или убиралась в зале. Всё лучше, нежели прийти в общагу и остаток вечера пребывать в компании отвергнутых подруг.

С мамой не общалась с тех самых пор, как покинула отчий дом. Она и не пыталась вернуться, даже после происшествия с Виталей. Как бы ни было трудно, а домой ни ногой. Если бы мать по-настоящему хотела её возвращения, то по крайней мере позвонила, или хотя бы могла отправить СМС. Но она предпочла обществу дочери компанию таких как она пьянчуг, что в итоге и привело её к кончине.

Умерла она спустя несколько месяцев после ухода дочери из дома. Марина узнала об этом от соседки, позвонившей ей спустя сутки после смерти. Собрав все накопленные сбережения, она отправилась домой на похороны мамы, которыми в итоге пришлось заниматься одной. Проститься с собутыльницей пришла вся её прежняя компания. Естественно, никого из них она на порог не пустила. Каждый был виновен в смерти матери, косвенно или напрямую.

Заперев дом на ключ, и поставив его на сигнализацию, Марина вернулась в город на прежнее место прописки. Днём учёба в университете, а вечером и по выходным работа официанткой в ресторане. Со временем всё пришло на круги своя. Ничто мирское её больше не волновало.