– Папа! – сказал он. – Моё поздравление было бы неполным без впечатления праздника, которого ты заслуживаешь!

Немного зная своего сына, я подумал, что сейчас может что-то произойти. И «что-то» произошло следующим образом… Перед тем как Захар и Берзень на лицах вынесли ощущение абсолютного взаимопонимания, к дедсаду подъехал тентованный грузовичок и автобус японской или корейской национальности. И началось…

Специальные люди с инструментами и стремянками набросились на наш сад, уверенно захватив самую большую полянку. Белым непромокаемым тентом изолировав землю от неба, они электрифицировали и разнообразили шариками, лампочками и прочими плодами праздника несколько соток городской природы. Проложили настил… из десятка мобильных столов спаяли один длинный, окружили его четвероногими креслами трёх ярких цветов пластика, привязали сюда электрическую музыку…

От неожиданности и темпов преобразования окружающей действительности хотелось протрезветь. Всё было сделано так толково и расчётливо, без суеты и наплыва эмоций, что всем сразу захотелось есть, и пить, и вообще отметить кому-нибудь какой-нибудь день рождения. Такая уверенная реконструкция привычного для нас стиля жизни удивляла и настораживала своей технологической простотой решения.

Примерно через час природа была готова ко всему, вплоть до безрассудства, которое уже просматривалось в нашей возрастной группе. Правда, на столы накрывать не стали, сообщили, что основная часть, посвящённая памяти моего дня рождения, состоится после крепкого сна всего коллектива. Так что ещё несколько часов мы могли спокойно пускать слюни.

Первым проснулся Жорес Иванович, кровать с функцией лифта обеспечила ему удачный спуск ног, и тут он не выдержал:

– Да, не ожидал, Тимофеевич, такого наступления. Круто! Думаю, мы с тобой сегодня как два пустых стакана, старых холостяка, обязаны отличиться!

– В смысле?

– Пока ещё не знаю… не придумал, но чего-нибудь хочется… выпить, что ли? И ещё чего-нибудь тоже!

– Может быть, в плен кого-нибудь возьмём?

– А что? И пленниц пытать будем известными всему миру способами? Было время, сколько мы с тобой пробоин им сделали? А, Тимофеич? Да! Сынок у тебя – настоящий начштаба, молодец, продуманный парень!

– Добрый день, дорогие соседи по сну, – сказал художник. – Вы, я вижу, товарищ полковник-генерал, проголодались?

– И что?

– Ничего, а то, что не все такие, как вы! Я, например, не пью и никогда не пил! И что вы мне теперь прикажете делать?

– Попробовать… В армии служил?

– И не собирался!

– Вот видишь, Тимофеич, человек дождался твоего дня рождения, чтобы пройти наконец курс молодого бойца!

– Да, как говорилось в фильме, «народ к разврату готов»! – подала голос шахматная душа.

Спальня заговорила знакомыми голосами, которые приводили за руку первые попавшиеся образы и ехидства, но старались относиться ко мне особенно. Всё… как-то было… немного на краю большого шухера… А я за пару секунд вспомнил сплошных бабушек и полное отсутствие дедушек, родителей и их некоторых родственников, которые перешли по наследству и мне, со всеми их детородными достижениями, свою жену, сбежавшую в Австралию, наших детей и внуков и многое другое, что со всем этим связано. За пару секунд, не больше… А что, разве это мало? Когда прошла пара секунд, то я увидел, как Василий Павлиади вцепился своей рукой в руку Самолапова – или Самолапов решил сломать руку Павлиади в запястье? Вечер только начался? И он начался с армреслинга…

В это время все женщины находились в бигудях и не понимали тех, кто мог проводить время по-другому… Самые любознательные под разными предлогами выходили к объекту своего любопытства и, утолившись, возвращались с охапками свежих новостей в накрашенных вечной любовью клювах.