– А это что за развалины? Ого! И пушка рядом, – Света разговаривала сама с собой.

– Это следы былого. Купеческий старинный дом крепости. Медная пушка.

– Где же здесь дом? Вход и выход, больше ничего.

– Ну да, это ворота древней крепости… забыл, как называются. А вот и пивзавод слева. Рядом дом, который вам нужен. Вечером, в шесть, я жду на этом месте, – громко произнёс Степан, стараясь не смотреть на Светку.

Двухэтажные дома дореволюционной постройки выглядели лилипутами по сравнению с огромным зданием Госпивзавода. Старый (?) окончательно пришёл в ветхость и был закрыт. В одном из домов, принадлежащих заводу, жила с мужем Харитоном и сыном Лёнькой одна из многочисленных сестёр Насти. Комнатка, которую они занимали, была маленькая, но тёплая и уютная, – Лена умела навести красоту. Была ещё и кухня, совсем крохотная, но вполне пригодная для того, чтобы приготовить немудрёную еду. Беженцы из Сибири, они довольствовались малым, надеялись на лучшее. Лёнька на год старше Светы.

– Поедешь с нами в театр? – Света строго посмотрела на Леонида, ничуть не смутив весёлого пацана.

– Да на что он мне сдался, у меня более важные дела имеются.

Не хотелось Насте расставаться с Леной, столько лет не виделись! Но надо значит надо! Ни разу в театре не была, что за чудо такое? Придётся ехать. С дороги чувствует себя неважно, болит низ живота. Поедут на машине, потом назад и спать, спать, спать. Лена уже стелет на полу всё подряд, чтобы могли бухнуться отдыхать, как только вернутся.

Музыка оглушает, оркестр играет красиво. Действия на сцене понятны без слов. Слова есть, но они на казахском языке. Настя повторяла в мыслях название постановки, чтобы похвастаться перед Ленкой-задавакой. «Кек». Что бы это значило на русском? Артисты просто восхищали!

– Мартя, уборная здесь есть? – спросила Настя у мужа на ухо. То ли в дороге растрясло, то ли от переживаний, но у Насти случился выкидыш. Врача вызвали прямо в театр. Первую свою ночь в Семипалатинске Настя провела в больнице. Через два дня Мартя забрал её к Лене и Харитону.

– Я должен уехать на несколько дней. Приеду, будем переезжать в свою комнату. Я уже присмотрел, здесь недалеко.

Оставив Настю и Светлану на свояков, Мартемьян рванул на станцию. Ноги, казалось, мешали ему, тормозили душу, рвущуюся в Огнёво-Заимку. Было две причины, из-за которых он стремился попасть на родную землю, в деревню, из которой пятнадцать лет назад его отправили в неизвестность. Главная причина – родительский дом. Что стало с их избой, никто сказать ему не мог. Надо всё увидеть своими глазами. Отец помер, мачеха ещё раньше. Сестра Зинаида вышла замуж за военного и теперь живёт где-то около или в самой Москве.

Лёжа на верхней полке общего вагона, прокуренного и пахнущего хлоркой, Мартемьян, может быть, первый раз за последние пятнадцать лет почувствовал себя свободным. Можно вытянуть ноги, расслабиться и ни о чём не думать. Чапать поезд будет долго, с такой скоростью – около суток. До Черепанова, а там Мартя сообразит: дальше и пешком с удовольствием. Сон не идёт, хотя в вагоне темно, и многие пассажиры храпят – сидя, лёжа, кому как повезло. Под монотонный стук колёс бывший осуждённый, заключённый и отбывший наказание Мартемьян Васильевич Снегирёв погрузился в тревожный сон…

Марта присела рядом на полку, немного согнувшись и наклонив голову. Ноги свисали, задевая сидящих внизу людей, но это никого не беспокоило. Она была почти голая, в лёгком платье и босиком. За окном поезда снег на полях. Холодно. Марта виновато улыбнулась и погладила по лицу Мартемьяна: