Последнее, что Натка увидела, это большие руки деда, тащившие её из болота, и испуганные Нинкины глаза. Дед не ругался. Он пообещал научить её плавать. На речке. А пока купаться только тогда, когда он рядом. Нина удивлённо шептала ей, что дед непонятно откуда здесь очутился. Как будто с неба свалился. Приказал пацанам подтянуть её к краю ямы, к берегу. Круг сдулся совсем чуть-чуть, у страха глаза велики. Как дед Мартя оказался рядом с этой ямой – загадка, да его об этом никто и не спрашивал.

Дед много работает. Часто берёт Натку с собой в мастерскую. Запахи мела и новой ткани в раскроечной комнате завораживают. На длинном столе – распластанная материя. Её очень много, должно хватить на костюм тому толстому дядьке, которого только что измерял дед своим волшебным сантиметром, что всегда с ним. Брать его нельзя. Натка не мешает деду, у неё свои дела. Надо обойти всех приёмщиц, поговорить, загадать им загадки и в очередной раз удивиться, какие взрослые несообразительные. В раскроечной мастерской у Натки свой уголок, где она кроит по-настоящему.

– Доня! Ножницы в правой руке, ткань в левой.

Это-то понятно. Самое трудное, что обрезки должны быть справа, а нужная выкройка в левой руке. Так у Натки не всегда получается. На работе дед строгий. Ура! Идём на обеденный перерыв. Это любимое Наткино время. В столовой дед купит ей всё, что она захочет. Наташа немного робеет. Она вообще стеснительная, чуть что – краснеет. Но дед её друг. Он всегда рядом. После трудового дня едут на автобусе домой. Натка уже засыпает. Автобус номер четыре останавливается рядом с их домом.

– Спокойной ночи, – желает им кондуктор. Деда все знают.

Наташа с друзьями любят играть в автобус.

– Тётенька, покатайте…

Кондуктор, видя, что это внучка Мартемьяна Васильевича, разрешает ватаге проехать несколько остановок бесплатно. Потом бегом назад, не дожидаясь встречного автобуса.

Однажды дед не разговаривал с Наташей целый день и ещё полдня воспитывал. В песочнице поспорила внучка с друзьями, что у неё хватит смелости обсыпать песком взрослого. И обсыпала. Для этого много ума не надо. Тётка, с песком на голове, схватила за руки Наташку и поволокла к ней домой. Баба Тася и дед не разговаривали с внучкой долго. Сидела в комнате одна, разглядывала узоры на ковре. Стыдно было смотреть деду в глаза. Тот только сказал, что спор спору рознь.

Один спор Натка всё же проспорила. Витька Роженцев теперь улюлюкает, как только видит её. А всё дело в трубе, которая возвышается напротив Наташиного дома. Дымовая труба на строящемся общежитии. Огромная, до самого неба. Ступени на ней железные. Наташа сумела добраться до половины пути. Страшно стало, струсила. Что-то ей подсказывало, деду об этом споре говорить не надо.

На берегу Иртыша раскинулся Семипалатинск. После Атки и Бель-Агача этот город поражает высокими домами, оживлёнными улицами. 1947 год. Света с любопытством озирается по сторонам. Незнакомая речь. В Атке что-то подобное она уже слышала, и в поезде с востока разные люди ехали, балакали по-своему. Много в городе военных, снуют туда-сюда. Носят галифе, сапоги. Первые послевоенные годы. Мартя просит шофёра не спешить, видит, какими восхищёнными взглядами провожают Настя и Света интересные виды за окном машины.

– Папа, смотри! Какой красивый дом!

– Это библиотека, – гордо отозвался водитель. – У нас и театр есть. Кстати, могу устроить вам поход туда сегодня. Так сказать, первое знакомство с культурой Казахстана. Как вы на это смотрите? Девчата у вас весёлые, – глянул шофёр на Мартю. – На автобазу билеты принесли, привлекают трудящихся к культурной жизни. Ну как? Решено. Вечером к шести ждите, заеду. Кстати, меня Степаном зовут, – водитель громко расхохотался, осёкся, смутился и стал сосредоточенно крутить баранку машины.