Дед Семён и другие. Рассказы Евгений Чертовских

© Евгений Чертовских, 2019

ISBN 978-5-0050-8662-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– Так, вот это всё выбрасываем? – Семён поставил к стене коридора несколько целлофановых пакетов с разными вещами.

– Да, – ответила жена. – Всё, что я отложила сюда, можно выбросить.

Они уже более двух часов наводили порядок в квартире, доставшейся ему в наследство от родителей.

– Вот, – перебирая папки с исписанными листами бумаги, сказал Семён, – вот то, что надо обязательно оставить. Это ценно.

– Что это?

– Это записки отца. Точнее с казать, это результаты его поисков истоков нашего рода. Смотри, как много написано, – бережно перелистывая лист за листом, Семён пробегал взглядом по строчкам.

– А это что такое? – спросила жена, извлекая из глубины шкафа тяжёлый свёрток.

– Осторожнее разворачивай, может стекло.

– Нет, по ощущениям, металл.

После короткой процедуры из газетного свёртка извлекли металлический подсвечник, местами покрытый ржавчиной.

– Это тоже, наверное, на помойку? – Марина посмотрела в глаза мужу.

– Да нет, подожди, – Семён взял в руки найденный предмет, покрутил, потёр пальцем. – Я, кажется, знаю, что это.

Подсвечник был сделан из трех скрученных металлических стержней. Изогнутые внизу они образовали твердую опору подсвечнику, а вверху замысловатым образом сплетались в лепестки роз. Семён поставил подсвечник на стол, отошёл на пару шагов и внимательно стал его рассматривать. В центре бутона розы торчал острый шип, предназначенный для установки свечи, а что больше всего удивило, так это металлический шнурок, который посередине связывал прутья, создавалось ощущение, что шнурок завязан руками.

– Этот подсвечник сковал мой прапрадед Яков Левонович. Отец рассказывал.

– Значит оставляем.

– Обязательно.

Семён любил вечерами, сидя в полутёмном кабинете, полистать старые журналы, почитать давным-давно прочитанные книги. Вот и теперь, положив перед собой одну из отцовских папок, он уже собрался просмотреть находящиеся в ней бумаги, но вспомнил про подсвечник.

– Вот, что надо!

Пошарив по ящикам секретера, извлёк большую свечу и водрузил её на подсвечник. Поджёг. Он поставил новый источник света на стол и выключил настольную лампу.

– Красота! – произнес, оценив обстановку.

Усевшись поудобней, напротив тёмного окна, начал читать бумаги.

«…Был он высок ростом, широк в плечах, мощные полусогнутые руки свидетельствовали о его недюжинной силе. Несмотря на такую комплекцию, двигался легко, непринужденно, с достоинством. Густые вьющиеся темно-русые волосы, подстриженные под „горшок“ хорошо гармонировали с открытым лицом. Чуть продолговатое лицо, прямой нос, спокойный, пристальный взгляд голубых глаз. Звали его Левоном. Этот могучий человек был немногословен, но его слово было твердым и с делом не расходилось…»

Оторвавшись от чтения, Семен посмотрел в окно, ему показалось, что кто-то смотрит на него из темноты за окном. Пригляделся. Никого.

– Что за чертовщина? Засыпаю что ли? – потёр пальцами виски и встал. Походил по кабинету. Ещё раз посмотрел в окно. Сел за стол и продолжил читать.

«Летом он был каменотесом, вырубал из горы камень и выкладывал из него всевозможные постройки. В зимние месяцы занимался портняжничеством: шил тулупы, полушубки по заказам односельчан. Мастер он был хороший, работы хватало на всю зиму. И еще на удивление всем, Левон умел читать, писать, разбирался в математике. Что для такой глуши, было редкостью…»

– Кто там? – обращаясь к окну, спросил Семён. На него смотрели глаза взрослого мужчины, прямой нос, продолговатое лицо…

– Левон, – произнёс Семён, моргнул и… никого.

Протерев глаза, он включил в кабинете свет и пошёл в гостиную.

– Марин, чайку налей, засыпаю.

– Ложись спать, поздно уже.

– Нет, чуть позже. Ещё отцовские бумаги полистаю.

Разместившись за письменным столом, Семён продолжил читать.

«И все же о Левоне дошли до наших дней отрывочные, неопределенные сведения. Кое-где утверждалось, что Левон был сослан в эти края за какую-то провинность, но под надзором не состоял. Другие же источники говорили, что он ушел сам из родительского дома, где не приняли его невесту. Сам же Левон о себе рассказывал мало, отсюда и разные толкования о нем».

После прочтения очередного абзаца, Семён посмотрел на окно, осмотрел комнату. Всё в порядке, никого. Интересно, что это было? Видение или действительно начал засыпать.

– Ах, да, – выключил настольную лампу.

Мягкий свет свечи заполнил пространство кабинета, границы помещения ушли в бесконечность. Опять стало уютно…

… – Что за шум? – спрашивал сиплый мужской голос.

– У Левона наконец-то сын родился, Яков! – прозвучал ответ…

Семён тряхнул головой.

– Что за чёрт! Сплю что ли? Так, где это. А, вот: «… в семье у Левона долгое время рождались одни девочки, и только в зрелые годы его мужественное лицо озарилось несказанной радостью – родился в семье сын. Родился он в годину, когда по русской земле прокатился слух о нашествии француза на Россию. Мальчика назвали Яковом».

Откинувшись на спинку стула, Семён внимательно осмотрел окно, пытаясь что-нибудь рассмотреть в темноте. Потом прислушался, отхлебнул из чашки чаю.

– Ну, с ума не схожу. Но что-то происходит.

И тут взгляд остановился на подсвечнике. Осторожно погладив кручёный металл рукой, Семён задул свечу. Свет погас, но дым от свечи, казалось, светился, и за его завесой открывалась картина – за столом сидел мальчик лет восьми и что-то писал гусиным пером, рядом стоял крупный мужчина и внимательно смотрел на мальчика.

Свет включённой настольной лампы разогнал видение.

– Так, так. Ну-ка, что там дальше написано у отца?

«Яков рос смышленым ребенком. Родители, умевшие читать и писать, стремились научить и его грамоте».

– Что же это получается? Нет. Бред. Такого не может быть. Всё. На сегодня хватит.

Встав из-за стола, Семён направился к двери и остановился. Медленно и осторожно повернулся и посмотрел на подсвечник.

– Вот ты какой? Посланник предка. Что ты можешь? Или вернее, что ты хочешь мне рассказать?

Утром за завтраком Семён завёл разговор о подсвечнике.

– Марин, а ты знаешь, ведь у моего предка Якова любовь к металлу была видимо с детства.

– С чего это ты взял? Прочитал у отца?

– Нет. Просто подумал. Чтобы такой простой предмет, как подсвечник, сделать явно с любовью, это должно глубоко сидеть в душе кузнеца.

– Наверное, отец у него был кузнец.

– Левон? Нет, – Семён встал и направился к лестнице на второй этаж, – не был Левон кузнецом. Не был.

«Любил Яков еще с детства смотреть, как в горне бушует пламя, как крепкий металл начинает краснеть, а затем под молотком умелого кузнеца становился податливым, мягким и превращался в нужную вещь. Местный кузнец приметил у Якова эдакую страсть к металлу и разрешал ему раздуть горн, подержать какой-либо инструмент, а иногда и стукнуть раз-другой по раскалённой заготовке».

– Вот оно. Так и есть, – за окном по газону бегала внучка. – С детства у него интерес к необычному делу появился.

Посмотрев на небо, Семён с досадой подумал, что до вечера ещё далеко. Ему очень хотелось вновь попробовать «фокус» с подсвечником. Но впереди был ещё целый день. Надо было заняться каким-нибудь полезным делом. Вспомнил! За домом лежали напиленные дрова, надо бы поколоть.

– Сёма, а сколько лет было Левону, когда у него сын родился? – спросила жена, проходившего мимо мужа.

– Тридцать восемь. А что?

– Поздний ребёнок.

– Нормальный. Девки были одни до него. А это ты к чему?

– Да, так. А Яков твой, когда женился?

– В двадцать три, жену Полиной звали, – Семён смотрел на Марину с удивлением.

– А у него первый ребенок, когда родился?

– А вот этого я пока не знаю. Ещё недочитал. Какие-то вопросы у тебя странные?

– Почему странные? Так, поговорить охота.

Намахавшись топором, Семён сидел и отдыхал у небольшого пруда. Шум искусственного водопада расслаблял. Вылетая из под большого камня, вода падала вниз на плоский плиточник, и далее причудливым образом, несколькими водяными змейками, устремлялась через каскад камней к поверхности пруда. Словно живые создания, извиваясь между камней, «змейки» разными путями стремились к объединению. И то ли удар падающей воды о камень, то ли шелест невидимых чешуек, которыми водные змейки задевали о камни, пробираясь между ними, производили приятное успокаивающее действие.

Солнце давно ушло за горизонт, стало темно. Почувствовался запах табачного дыма. Семён встал, покрутил головой, принюхался.

– Нет, показалось. У нас и не курит никто.

Пошёл к дому. На пороге его опять остановил запах дыма.

– Марин, у нас кто-то курил?

– Нет! – Марина ответила и странно посмотрела на мужа.

– Странно. Показалось, наверное. Ладно. Пойду в кабинет. К чаю позовите.

Совершив новый ритуал, зажжение свечи в подсвечнике, Семён выключил настольную лампу и сел за отцовские бумаги.

«Особенно многолюдно было в доме зимними долгими вечерами. Левон, склонившись над заготовками, шил шубы, тулупы, зипуны, а пришедшие мужики рассаживались по лавкам, дымили табаком и любовались ловкими движениями его рук. Порой качали головами – удивлялись, как это он своими ручищами умудряется так ловко работать маленькой иглой…

Открылась дверь и в дом вошёл крепкого телосложения молодой человек. Снял тулуп и повесил его в углу.