Затемнение.

Та же комната, часы показывают 12.45. Уильям выходит из своего кабинета на лестницу. Он одет в белые парусиновые брюки, замшевые ботинки, блейзер, на шее платок. Спускается с лестницы. Входит Эрнест с подносом. На нем бокал с мартини. Уильям подходит к Эрнесту, берет бокал и делает большой глоток. Ставит бокал обратно на поднос.

УИЛЬЯМ. Мартини прохладный, а не холодный, Эрнест. Будьте внимательнее к таким вещам.

ЭРНЕСТ. Прошу прощения, сэр. Сегодня жарко, и холодильнику не хватает мощности. Вас ожидает мистер Сесил Битон.

УИЛЬЯМ. Хорошо, пусть войдет.

Эрнест уходит. Входит Сесил Битон с большой камерой на ножках и сумкой. Вместе с ним Оливия. Битон одет экстравагантно, на нем широкополая шляпа, летний плащ и длинный шарф. Оливия одета в элегантное летнее короткое платье.

УИЛЬЯМ. А я думал, что вы будете один, Сесил.

СЕСИЛ. Я подумал, что вы будете не против, если Оливия тоже побудет с нами. Она подержит лампу и, при необходимости, поможет передвинуть мебель. Ну и ее женский взгляд не помешает.

ОЛИВИЯ. Здравствуйте, мистер Моэм.

УИЛЬЯМ. А что, нужно будет двигать мебель для фотографий? Здравствуйте, Оливия.

СЕСИЛ. Возможно, так сказать, для ракурса.

Сесил настраивает камеру и достает из сумки лампу. Ставит аппарат на треножник. Оливия с интересом ходит по комнате и трогает книги. Уильям за ней наблюдает.

УИЛЬЯМ (Оливии). Не надо здесь ничего трогать. (Затем обращается к Сесилу.) А для каких журналов вы снимаете? СЕСИЛ. Я работаю с журналами «Вог», «Вэнити Фэйр», «Татлер». Я снимал Марлен Дитрих, Жана Кокто, Коко Шанель.

УИЛЬЯМ. Я знал, что вы культовый фотограф. Хотя я ненавижу слово «культовый». Хуже него, по-моему, только «элитный». Если речь не идет о чае, конечно.

ОЛИВИЯ. У него была персональная выставка несколько лет назад. Самая знаменитая его фотография «Девушки – мыльная пена». Она сделана в формате ожившего полотна. Головные уборы девушек выполнены из объемного стекляруса, и на них много страз.

УИЛЬЯМ. Впечатляет.

Сесил заканчивает заниматься с аппаратурой.

В это время Оливия поднимается по лестнице к кабинету Уильяма.

УИЛЬЯМ (Оливии). Я не разрешаю никому входить в свой кабинет. Прошу вас спуститься.

ОЛИВИЯ (стоя наверху лестницы). Ну не сердитесь, мистер Моэм, я уже спускаюсь. Я, как все женщины, любопытна и хотела посмотреть, как выглядит ваша гостиная сверху. Так сказать, для панорамного фото.

УИЛЬЯМ. Вам сколько лет, Оливия?

ОЛИВИЯ. Двадцать пять.

УИЛЬЯМ, я никогда не сержусь на женщин моложе двадцати пяти лет.

Оливия медленно спускается по лестнице.

УИЛЬЯМ (обращаясь к Сесилу). Очень хорошо, что вы решили посвятить свою жизнь искусству. У нас почему-то мужским делом считаются занятия спортом, охота и рыбалка.

СЕСИЛ. Сейчас хорошее время для фотографий. Эра гламура, блеска, ар-деко, голливудского шика. Меня привлекает светская жизнь, богема, мода, балет, монархия. Я очень надеюсь когда-нибудь сделать фотографии нашего короля Георга Пятого.

УИЛЬЯМ. Вы еще так молоды, и у вас еще все впереди.

СЕСИЛ. Я раньше часто фотографировал лорда Эйвона, но теперь он больше не снимается.

УИЛЬЯМ. Это почему же?

СЕСИЛ. После того как ему исполнилось тридцать пять лет, он не позволяет себя фотографировать. Говорит, что хочет, чтобы его потомки знали его только молодым.

УИЛЬЯМ. Оригинально, ну, я уже снимался в более позднем возрасте, поэтому меня фотографировать можно.

Оливия продолжает ходить по комнате и рассматривать картины. Останавливается у одной из них.

ОЛИВИЯ (спрашивает у Уильяма). Это Тулуз-Лотрек?

УИЛЬЯМ. Нет, это Анри Матисс. Там, вообще-то, на картине есть его автограф. Внизу справа.