Позёр и бабник. Не люблю его ни за то, ни за другое. Не то, что… кто? Тот, за кем можно только наблюдать, кусая губы и задерживая дыхание? «Много» я о нём знаю, конечно! Но из головы совсем не выходит.

Вчерашний его образ остался в сознании. Странный парень зачем-то приехал ночью к дому Калинина. Сидел у столба и смотрел на мои окна. Такой большой, сильный и одинокий. А я? Я зачем-то ждала его, не выпуская из рук подаренного медведя. Глупо же. Вероятность его визита была минимальна. И скорее всего, я всё сама себе придумала. И про подарок якобы от него, и про то, что приехал ко мне, но мы сидели и долго смотрели друг на друга. У меня до сих пор такое ощущение, что я побывала на свидании.

Вероятно, это самое странное свидание в мире. И пусть. Мне хочется быстрее попасть домой. У меня щекотка в животе от ощущения, что я опаздываю на собственный подоконник, ведь меня там могут ждать.

Сердечко бьётся быстрее и щёки горят от этих странностей. Запрыгиваю в машину к дяде Лёне, роняю рядом рюкзак и нетерпеливо постукиваю ногой по полу.

Дурочка. Они разберут завалы, и он исчезнет. Что ему там делать? Может, он и не видит меня, а приезжал потому, что попросил Калинин. В этом ведь гораздо больше логики. Правильнее было бы прекратить думать о нём. Да и мама, если вдруг узнает… Страшно представить, что она сделает.

Всё это правильно, но вопреки собственным размышлениям, двигаюсь на другую сторону сиденья.

У дома Калинина стоит его машина. Игорь Александрович выходит со своей территории не один. У его собеседника сегодня вместо банданы кепка, надетая козырьком назад, всё те же грубые ботинки и штаны, обтянувшие мощные бёдра. Он кажется мне невероятно большим и сильным.

Парень задерживается взглядом на нашей машине. Его отвлекает Игорь Александрович, тот ему кивает, что-то показывает жестами, а дядя Лёня завозит меня к нам во двор.

Папина машина стоит, уткнувшись бампером в ступеньки. Выбираюсь на улицу и, повесив рюкзак на одно плечо, спешу в дом.

– Наша чемпионка вернулась, – улыбается отец, устроившийся в гостиной с телефоном. – Как тренировка?

– Привет, – машу ему ладошкой. – Хорошо.

– Мама жалуется на ваше с Аделиной поведение и твою успеваемость, – его взгляд становится привычно строгим.

– Я всё исправила, – переступая с ноги на ногу, отвечаю отцу. Ещё этот дурацкий рюкзак съезжает с плеча и ударяет меня по ноге.

– Ами, надо сразу делать на «отлично» и тогда не придётся ничего исправлять, – на полном серьёзе говорит он.

– А если не получается сразу? – натягиваю лямку рюкзака обратно на плечо. – Если это вообще не моё, пап? Я хочу в Спортивный универ. Моё место там, – осмелев, пытаюсь до него достучаться.

– Амалия, ну это же смешно. Зачем мне в компании тренер по фигурному катанию? Если ты проседаешь в учёбе, мы можем исключить остальные нагрузки, и ты сосредоточишься только на ней, – отец поднимается с дивана. Я резко начинаю ощущать себя маленькой и беззащитной, хотя он даже голос не повышает.

– Что ты имеешь ввиду? – собрав в кулак всю силу воли, поднимаю голову и смотрю ему в глаза.

– Мне кажется, всё очевидно, Ами, – отец подходит ближе, берёт меня за подбородок, гладит пальцем по щеке. – Может, пора завязывать с фигуркой? Я горжусь твоими достижениями и медалями, но, повторюсь, они не сделают из тебя хорошего экономиста.

– Нет, – упираюсь я. – Не забирай у меня лёд, пожалуйста.

– Тогда учись хорошо, ладно? Я не хочу больше слушать про проваленные контрольные и прочую ерунду. Ты знаешь, дочь, я максималист. Если медаль, то золото. Если оценка, то «отлично». У Разумовских только так, – ласково проводит по моим волосам. – Переодевайся, приходи ужинать. Я по вам соскучился.