как вариант они не рассматривали, сосредоточились только на новостройках. В один из дней им не удалось посмотреть квартиру, потому что дороги к ней были перекрыты, и маклер ехал по каким-то улицам, пытаясь хоть как-то подъехать на нужный адрес. Каким-то образом они оказались около зимнего парка и выехали на одну из улиц, выходящих на бывшую Советскую. Ирада, жена Хайяма, захотела пить. Они припарковались и решили подышать воздухом, пока Хайям покупал воду. На улице у Хайяма возникло дежавю. Он шёл ведомый каким-то чувством и полным уверенности, что он знает эту улицу и это место. Так они оказались около «Лезиз Кулинария». И Хайям, не задумываясь, сказал:

– Вот это место. Я хочу жить в этом доме.

Сейчас узнав, что Ляля жила в доме на этом месте, он почувствовал себя некомфортно. «Мистика какая-то».

После совещания, он повернулся к Ляле, про себя он называл её только так, и спросил:

– Ляля… То есть Лейла, расскажите, пожалуйста, об этом парне – Муслиме.

– Муслим?… Их было два друга, оба Муслима, один Расулов, другой Сейидов. Один светлый, голубоглазый, другой – смуглый брюнет. Оба одинакового высокого роста. И всё время были вместе, дружили с первого класса. Расулов, по-моему, учился средне или хорошо, а Сейидов был отличником с первого класса. Кажется, он даже окончил школу с медалью, не помню уже. После школы Сейидов поступил в мединститут в Москве. Начались Карабахские события и он перевелся обратно в Баку. У Муслима в группе к какой-то девочке приставал сапожник, он был рецидивистом, уже сидел за убийство. Муслим пошёл её защищать, а тот одним ударом сапожного ножа в сонную артерию убил Муслима. Бедный мальчик. Ему только то ли исполнилось, то ли должно было исполниться 20 лет. Из него получился бы хороший врач, хирург или кардиолог. Но это не случилось, потому что кто-то подло лишил его жизни.

– Лейла, вы дружили с ним?

– Я – нет. Мы же учились в параллельных классах и никак не общались.

– А как вы узнали? Я имею в виду узнали о смерти? Тогда же не было интернета.

– Проблема молодых в том, что они не знают жизни без интернета. Хайям, тогда был телефон. Обычный, городской. Мне позвонила моя школьная подруга, Нара, она тоже училась в медицинском. В эпоху до интернета хорошо работало «сарафанное радио».

– Вы ходили на похороны?

– Нет, на похороны я не ходила. Но я видела место убийства. Я тогда поехала на трамвае к мединституту и увидела нарисованный мелом силуэт на тротуаре. Постояла рядом. Это было страшно.

– Страшно было видеть силуэт?

– Страшно было умереть от потери крови в двух шагах от трех больниц – скорой помощи, Семашко5 и детской больницы имени Караева. И заметьте, прямо перед мединститутом. Умереть в месте, где каждый третий прохожий – врач, медработник или студент медик. И никто не смог его спасти? Как это могло случиться?

– На самом деле страшно. А его семья?

– Говорили, что они все умерли. Отец не пережил и сорока дней Муслима, мать умерла до его годовщины. Когда мы классом отмечали 25-ти летие окончания школы, с нами впервые был парень из Муслима класса, Сеймур. Он почему-то весь вечер меня спрашивал, помню ли я Муслима.

– А вы помните. Почему?

– Почему помню? Потому что абсурдность его смерти потрясла меня тогда. Мы только пережили Чёрный январь, а Карабахская война ещё не началась. Потом уже было столько смертей молодых парней. А тогда…

– И всё же вы его хорошо помните.

– Что-то помню. И его тоже иногда вспоминаю. Знаете, Хайям, с годами, когда появлялась какая-нибудь новинка, или случалось какое-нибудь событие, я задумывалась о том, что Муслим это не увидел, или об этом не узнал. Мне всегда было бесконечно жаль, что он погиб таким молодым и мало, что увидел в этой жизни. Я вам это говорю, а Сеймуру я тогда не сказала всего этого. Ни тогда, ни на 35-ти летие окончания школы. У него по ходу ко мне только один вопрос все эти годы.