– Дважды в одну реку…

– Мам, не начинай. Я все поняла. Я взрослая девочка, ты помнишь?

– Помню. Взрослая, но глупая.

– А ты любила папу? – я никогда не задавала этот вопрос. Не решались, не было подходящего момента, не хотела вспоминать прошлое. А сейчас, было ощущение, что – пора.

Несколько секунд молчания, казалось, тянулись целую вечность. Я уже хотела повторить вопрос, когда прозвучал ответ, который я не ожидала услышать.

– Я не знаю, – на ее глазах были слезы.

Мне хотелось продолжать. Хотелось понять, почему так сложно дать определение любви и вообще, как понять, что это именно она. Но, раскрывать рану, возле которой уже появилась еще одна, совсем свежая, я не могла.

– Извини. Не будем. Может как-то в другой раз. Когда ты будешь готова. Когда я смогу задать еще один вопрос. Сейчас не получается.

– А с кем же ты оставила…?

– Котенка?

– Котенка.

– Соседка. Она с радостью за ним согласилась посмотреть. У нее тоже, две кошки.

Портреты бабушки и дедушки теперь стоял рядом. Оба – с черными атласными лентами. Я смотрела на портреты и понимала главное: они любили друг друга и прожили счастливую жизнь. Для меня они были примером сплоченности, взаимопонимания и любви… Как там говорят? Любовь до гроба. Бабушка прожила без него полгода. Вернее, без двадцати дней полгода. И вчера никто не осмелился сказать, что она рано ушла. Все прекрасно понимали, зачем она ушла и к кому.

– Я прогуляюсь.

– Помни, о чем я тебе сказала, – мама решила «добить» в третий раз.

– Я тебя услышала с первого раза. Нет, я не собираюсь.

– И, если даже увидишь, вдруг, пройди мимо. Будет сложно, но для собственного благополучия.

– Да, я все поняла.

Обычно, я не выхожу на улицу без макияжа. Легкий тон, туш, иногда – помада. Сегодня мне не хотелось ничего: ни легкого тона, ни туши, ни помады. Правда, легкий тон нужен был, чтобы спрятать следы от слез, которые не прекращались и ночью. Утром мне удалось взять себя в руки. Именно утром мне всегда становилось легче. Казалось, что самое худшее – позади. Только вот тебя, Ба, я больше никогда не смогу обнять. Но ты всегда рядом. Я это твердо знаю.

После мая месяца, в котором жадно глотала воздух в открытом окне и поспешно собирала чемодан, я вернулась впервые. Конечно, мне очень хотелось приехать раньше. И я буду жалеть, о том, что этого не сделала, Ба. Внутри я начинаю себя съедать мыслями: «Ты поставила выше всего свое «Я». Ты не приехала, не успела обнять, не успела сказать «люблю» самому близкому человеку». Мы же никогда не знаем наперед. Ба, ты меня простишь? Я знаю, простишь.

Прошло меньше года, но что-то в этом городе изменилось. То, что раньше мне казалось помпезным и величественным, имело жалкое зрелище. Проходя мимо единственного в городе кинотеатра, я ощущала жалость. А, ведь еще недавно, меня переполняла гордость и…. Да, меня переполняла любовь к Тебе.

– Алиса!

Тот самый момент, когда тебе хочется остаться незамеченной, но тебя, обязательно, заметят все. Знакомый мужской голос. Такой низкий, с мягким бархатом. Его я узнала сразу. Занавес открывается. Улыбка.

– Боже мой, как ты изменилась! Давно, надолго?

– Да ладно. Ничего я не изменилась, – искусственная улыбка в общении со старыми-добрыми знакомыми, меня всегда спасала. – Нет, я ненадолго. Бабушка, она…

– О, прости. Я не знал. Мои соболезнования.

– Спасибо. Ты как? Решил остаться?

– Да я вот завтра уезжаю. Нужно что-то менять. Этот город стремительно ведет к…

– Деградации, – перебила я.

– К деградации, – его роскошная улыбка опять напомнила мне то время, когда изо дня в день он усердно провожал меня домой. Даже тогда, когда я честно призналась, что в этом нет никого смысла. Как и нет никакого будущего. Общего будущего.