«Херсон опустел и разрушен, как не обитаемый город. Все ходят пешком в нищенских костюмах, большинство босиком… лошади перевозят людьми… лошади передохли.
Прошлую зиму голодали… будет ли эта зима лучше, неизвестно… да и теперь если бы не помощь американцев “АРА”… то было бы плохо, весной люди и дети умирали сотнями на улицах.
Но всё это меня не тревожит, а исчезновение Колечки приводит в отчаяние.
Здесь его жена Шура, Александра Васильевна Сербинова, маленькая, чёрненькая, милая, добрая, энергичная, и чудесный мальчик Николай Николаевич, сын Колечки. Похож с Никишей, только глаза другие… очень большие для двух лет и 4 месяцев. Она мне немного помогает и вообще заботится обо мне».
Антон Безваль и Надежда Бурлюк, которые также жили в то время в Херсоне, догадывались о судьбе Николая, а позже узнали о том, что он был расстрелян, однако матери, которая переехала с ними в Ферганскую область, до самой её смерти ничего не говорили.
Антон Безваль писал 29 августа 1922 года Марианне Бурлюк в Прагу:
«Мама и Коля приехали к нам в Херсон летом 1918 г., вскоре после чего (в октябре) я венчал Коленьку с Шурой Сербиновой – маленькой, очень милой брюнеткой с поразительно ровным характером, который не могли испортить даже 15 л. музыки (консерваторка, рояль). Их счастливая жизнь оказалась, к несчастью, непродолжительной, т. к. Коля около 2-х лет тому назад исчез для нас всех, и боюсь, что навсегда. Обстоятельства этой тяжёлой для нас всех истории когда-нибудь узнаешь, сейчас же могу сказать, что у меня, человека, как тебе известно, мало склонного к иллюзиям, почти нет уверенности, что он жив. Его жена и сын Коля (мой крестник) живут под Херсоном, – вчера мы навещали их и Коленька-маленький поразительно мил и во многом напоминает отца.
Нечего и говорить, что дело с Колей страшно повлияло на маму, которая с тех пор превратилась в старуху, очень исхудала, как-то съёжилась и находится в постоянном религиозном трансе: читает исключительно божественное, в иные дни по 12 ч. проводит в церкви, где состоит в общине, занимается сбором пожертвований на тарелочку, говеет по несколько раз в год и т. п. Одним словом, самая радикальная перемена образа мыслей, которая правда началась ещё с 18-го г., т. к. Коля в последние годы стал крайне религиозным и вовлёк её в орбиту своего миросозерцания».
Лишь после открытия архивов Службы безопасности Украины стало возможным получить детальную информацию о гибели Николая Бурлюка. Выдающийся исследователь русского авангарда Андрей Крусанов, сделав запрос в СБУ по Сумской области, получил копию обвинительного заключения по уголовному делу в отношении Николая Бурлюка. Написано оно фантастически безграмотно, но содержит подробные сведения о последних годах жизни Николая.
Так, из обвинительного заключения мы узнаём, что после окончания в 1914 году физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета Николай Бурлюк некоторое время учился в Москве, а затем, уже в 1916 году, был мобилизован на правах вольноопределяющегося и служил в Электротехническом батальоне. 15 июля 1917 года он окончил Школу инженерных прапорщиков, после чего был отправлен на Румынский фронт, где в 9-м радиодивизионе исполнял сначала обязанности помощника начальника Учебной команды, а затем и сам стал начальником Полевой Радио-Телеграфной учебной школы. В начале ноября 1917 года Николай едет за матерью в Россию и привозит её в Румынию, в город Ботошани. В январе 1918 года ввиду разоружения дивизиона белыми добровольцами на станции Сокола Николай Бурлюк уезжает в Кишинёв, в «Радио-Румфронта», в том же январе 1918 года поступает в Кишинёвскую земельную управу и уезжает в Измаил уездным представителем Министерства земледелия Молдавской Республики. В марте 1918 года он уходит в запас и продолжает служить в Управлении Земледелия до июня 1918 года. После чего через Одессу едет на жительство в Херсон, где устраивается чернорабочим завода «Вадон», затем – помощником табельщика, и в начале августа 1918 года уезжает в имение Скадовского (Белозерка Херсонской губернии), где служит приказчиком и неофициально исполняет обязанности помощника управляющего. Очевидно, что Николай собирался пойти по стопам отца.