Смолоду я отличался социальной зоркостью и рос, воочию наблюдая, каким унижениям подвергается татарский народ. Однако сострадание к людям, милосердный взгляд на мир, солидарность с пролетариями не стали моим главным жизненным кредо. Актёр Приёмыхов выразил мои мысли! Да, отовсюду на тебя льётся елей, татарские писатели при каждом удобном случае распевают оды счастливой жизни. Собрания – посвящены ли они вывозу навоза на поля или памяти парижских коммунаров, всегда заканчиваются одинаково: наше государство, наша страна! Наша страна – источник счастья, кладезь радости и веселья!.. Ещё не запятнанным, чистым сознанием, молодым цепким умом я чувствовал слащавую ложь и недоумевал, и сомневался, и жутко переживал по этому поводу. День и ночь стучащие под ухом в барабаны большевики быстро подавляли и прижимали к ногтю таких деревенских простофиль, как я. Потом, много лет спустя, я прочёл у одного из моих любимых писателей – Джона Стейнбека^>76: «Всё в Советском Союзе происходит под пристальным взглядом гипсового, бронзового, нарисованного или вышитого сталинского ока». Хотя в молодости я не мог вслух произнести столь резких слов, но жил, мечась в силках сомнений и подозрений. Сейчас читаю произведения тех лет и… изумляюсь! Писатели и поодиночке, и сплочёнными группами перепевали одни и те же слащавые слова. Сталина никто из них не видел, и не мог видеть, о его образе жизни, работоспособности никому в стране ничего не было известно. Значит, татарские писатели, преклоняя голову перед гипсовой или бронзовой куклой, жили в страхе перед ней, старались всячески угодить. Какой ущербный, ограниченный, испорченный рок! Да разве только это! Сталин настолько сузил широкий мир, что приезжающие в СССР иностранцы, в какой-то мере познакомившись с нашим образом жизни, по месяцу, по два потоптав землю, щедро политую людской кровью, подышав нашими ветрами с привкусом мертвечины, неглупые, в общем-то, люди, попав под сияние Сталина, меняются кардинально!.. Что, Лион Фейхтвангер трус? Или Ромен Роллан бездарен? Нет, конечно. Приезжают к нам, возвращаются к себе, хоть бы один написал правду о нашей стране, кишащей прожорливой большевистской саранчой! Если бы эти заграничные пташки не расточали дифирамбы нашей жизни, если бы умные люди раскрыли народу глаза, то сорвавшиеся с цепи сталинские приспешники не смогли бы так изуверствовать в тридцатые годы!

Обратимся к известному письму Ромена Роллана к Сталину. Ложками поедая чёрную икру, тиская русских девушек, дружески обнимаясь с Горьким и Ягодой^>77(!), Роллан пожил у нас и, вернувшись к себе, так заливался соловьём, восхваляя Советскую Россию, что европейцы поверили Роллану и подобным ему большевистским краснобаям-шарлатанам. Да, Ромен Роллан – автор таких великих произведений, как «Жан Кристоф», «Кола Брюньон», но, видя на его лбу и груди кроваво-красные звёзды, я смолоду ему не доверял. В юности я прочитывал каждое печатное издание республики, каждое опубликованное в них произведение. Не хочу сказать, что понимал всё прочитанное на должном уровне, но мои сомнения-подозрения были небезосновательны! Не могу обойти стороной содержание прощального письма Роллана Сталину, написанное в день отъезда. В письме отражена вся сущность писателя – как явная, так и скрытая.

«Дорогой товарищ Сталин! Накануне моего отъезда из Москвы я посылаю Вам мой сердечнейший привет. Во время моего короткого пребывания в СССР, ограниченного плохим состоянием моего здоровья, я соприкоснулся с могучим народом, который, проводя непрестанную борьбу против тысячи препятствий, создаёт под руководством компартии в героическом и упорядоченном порыве новый мир. Я восхищался его здоровой мощью, его радостью жизни, его энтузиазмом, несмотря на лишения и трудности – мало-помалу преодолеваемые, – которые ещё больше поднимают ценность его великих работ. Я уезжаю с подлинным убеждением в том, что я и предчувствовал, приезжая сюда: что единственно настоящий мировой прогресс неотделимо связан с судьбами СССР, что СССР является пламенным очагом пролетарского Интернационала, которым должно стать и которым будет всё человечество, что обязательным долгом во всех странах является защита его против всех врагов, угрожающих его подъёму. От этого долга, – Вы это знаете, дорогой товарищ, – я никогда не отступал, не отступлю никогда, до тех пор, пока буду жить. Жму Вам руку и, через Вас, я жму бесчисленные руки великого народа, к которому я чувствую себя братски привязанным.