На наших встречах, где бы они ни проходили, верховодил симпатичный, по-мужски аскетично-красивый юноша из села Бегишева. Хабир Зайнуллин не бросал слов на ветер, умел преподнести самую суть своих рассуждений, отжав всё лишнее и наносное. По сравнению с другими он больше знал, по-русски говорил бойко и грамотно, в общем, редкий для наших краёв экземпляр авторитетного вожака. Не помню, чтобы кто-то пререкался с ним или спорил. Когда остальные распалялись, он молчал, терпел, а потом веским доводом прекращал всякие недоразумения, недопонимания.

Когда я впервые обмолвился о Хабире Зайнуллине, мол, мне интересна его судьба, наша невестка Энже, жена моего младшего брата Алмаза, уроженка Бегишева, сказала: «А я ждала, когда же вы начнёте расспрашивать о Хабир-абый». Значит, и Энже выделяет его, хранит в душе уважение. Перед тем как приступить к сбору материала, я написал Энже письмо, в котором спросил: «Не осталось ли кого-нибудь в живых из окружения Хабира?» У меня были сведения, что все ребята ушли на фронт и пропали там без вести. Но должны быть какие-то следы, обязательно должны. Видимо, рассказать об этих гордых и смелых орлах Всевышний поручил мне. Оказалось, что всё-таки есть один выживший из кружка отважных вольнодумцев – Гарай Гараев…

Невестка Энже расспросила женщин, учившихся в школе приблизительно в одно время с Хабиром, и написала мне о результатах: «В Багряже училось с десяток бегишевских парней, среди них: Хасанов Камал, Исмагилов Ибрагим, Муллин Ахмет, Шамгунов Файзи, Калимуллин Абрар. Когда ввели плату за обучение, многие, бросив учёбу, вернулись домой. У нас не смогли вспомнить, кто ещё общался с Хабиром Зайнуллиным и Гараем Гараевым. Но говорят, что, возможно, близкими друзьями Хабира были Кашипов Рауф из села Дурт-Мунча и Нигматуллин Галимзян из Ашита. Они хорошо учились, были отчаянными, в школе считались одними из лучших учеников. Я пыталась подробно расспросить Уркию Гараеву, которая в те годы училась в Багряже, но она почти ничего не помнит. Очень уж давно это было! Ждала, не приедет ли в деревню Гарай Гараев (он живёт в Челнах), не приехал. А больше мне написать не о чем».

С высоты прожитых лет оцениваю и понимаю: введение платного образования вызвало большой протест среди татарского крестьянства, и без того еле-еле сводящего концы с концами! Не на этой ли волне появились небезразличные к происходящему, думающие люди, каким был Хабир Зайнуллин? Не эту ли проблему, дальнейшей учёбы, обсуждали парни из окружения Хабира, строившие грандиозные планы на будущее, которые рушились у них на глазах?

Углубляясь в воспоминания, могу сказать: споры-разговоры в основном шли о творящейся в мире несправедливости – сельский люд голодает, бедняки становятся ещё беднее, в каждой семье по четверо-пятеро детей, у многих из них нет возможности учиться – одежда худая, обуви нет. Учиться отдают самых смышлёных, прикинув, смогут ли прокормить будущего школьника: мало того что на одного работника меньше становится, так ему же надо всё самое лучшее отдавать, обделяя себя и оставшихся детей… И тут – на тебе! Оказывается, ещё и за учёбу нужно платить! А молодёжь-то отчаянная, решительная, каждый пытается развить в себе личность, и личность неординарную. В разговорах парней Хабира часто сквозило изумление внезапным исчезновением людей. «В таком-то ауле среди ночи увели такого-то человека, и теперь его не могут найти!» Примеров предостаточно, почти каждый день кто-нибудь из парней приносил очередную новость о пропаже. Сегодня один пропал, завтра – второй, а на третий день парни стараются делать выводы!