Но он всё стоял, строя какие-то непонятные гримасы: то поджал губы, то растянул их в виноватой улыбке, дёрнул плечами, потом сдвинул на лоб вязаную шапочку и почесал в затылке:

– А мож, это я дурак и есть, Дашуха, – неожиданно подытожил он свои ужимки, повернулся и пошёл прочь.

Когда Даша упомянула об этой встрече, Кирилл нахмурился:

– Опять этот придурок к тебе цепляется? Я же сказал, чтоб близко даже не подходил.

– Кира, да нормальный он парень, слишком уж ты к нему неравнодушен, – засмеялась Даша.

– Пустозвон и брехло, – упрямо возразил Кирилл. – Неужели ты не видишь? Едва рот откроет, жди глупости или пошлятины какой.

– Да ничего подобного. Он даже добрый совет дал, решил меня предостеречь.

– Это от кого же? Уж не от меня ли тебя опять спасать начали?

– Нет, не от тебя. От Елецкой. Сказал, что Аллочка злится на меня и может сделать какую-нибудь гадость.

– Алка?! – удивлённо переспросил Кирилл. – С чего это он взял?

– Не знаю, – пожала Даша плечами. – Да нет, это в самом деле ерунда. Ничего она не злится. Вот раньше, да, было.

– Хм-м, но с чего-то же Костик это взял. Надо мне с ним поговорить.

– Кира, – Даша поморщилась, – не обижай его, по-хорошему, ладно?

– Да не переживай ты за него, Дашунь, – засмеялся Кирилл. – Обещаю, что останется твой Костик живой и невредимый.

– Во-первых, он не мой, а во-вторых, ты к нему несправедлив. Он слабохарактерный. Найдётся хорошая девушка, которая в руки его возьмёт, он женится, и всё у него будет как у людей. Вот увидишь.

– Хорошая девушка? Да с ним вообще никто ходить не хочет, одно слово – Костик Шалый.

– Вот-вот, поставили клеймо на человека, а самого человека перестали под ним видеть. Потому он и лезет из кожи, чтоб увидели, заметили.

Кирилл про своё намерение поговорить с Костиком не забыл, и при первом удобном случае, когда рядом не было жадных до новостей и гораздых до сплетен языков, задал ему вопрос.

Случилось это в автомастерских, где Костя трудился слесарем, а Кира зашел забрать кой-какой инструмент. Дело было перед самым обедом, слесаря разошлись, кто домой, кто в столовку, в общем, кто куда. Один Костик замешкался на своё несчастье, хотя сроду не водилось за ним такого усердия, ну как вроде тому и быть – глаза поднял: вот он, Кирка, нарисовался – не сотрёшь.

– Здоро́во. Ты не знаешь, где тут Михалыч для меня ключи оставил?

– Вон, у тисков лежат.

– А, вижу. Костик, я всё спросить хотел, ты чего-то Даше насчёт Алки говорил?

Тут Костя и струхнул. Одно дело с Дашкой разговоры вести, даже приятно почувствовать в себе некое благородство защитника. И совсем другое – этот вот, дурной… сила есть – ума не надо. Как ему сказать, на что Аллочка его, Костю, подбивала? Кто его знает, Кирку, какая дурь ему в голову вдарит? А ну как с Елецкой разборки устроит? А для начала вложит горячих ему? Да на кой чёрт надо такое счастье?! Ох, язык поганый! Ведь мог бы сообразить, что Дарья передаст весь разговор Кирке, ой, придурок! Теперь хоть так, хоть так – всё одно крайним будешь. Вот и выбирай между хреном и редькой.

Всё это мигом пролетело в голове у Костика, тогда как он старательно крутил чего-то в моторе, склонившись так низко, что лица его Кириллу видно не было. Потом Костя разогнул спину, и, вытирая ветошью руки, испачканные солидолом, поглядел на Кирилла.

– Да так я… Показалось.

– Чего тебе показалось? Когда?

– Ну… когда-когда… Алка-то перед тобой хвостом мела, что, нет, скажешь? Это ты хоть кого спроси. А ты ей ноль вниманья, два презренья. Нет, скажешь? Так, думаешь, её теперь не берёт зло, что ты с Дарьей, а не с ней.

– Ты чего-нибудь слышал или видел? Почему ты заговорил об этом с Дашей?