– Освободите помещение, начинается следующий показ, – бесцеремонно вторгся в съемочный процесс юноша-организатор.

– Пойдемте в мою гримерку, там и доработаем, – предложила я журналистам.

Большой толпой с кучей камер, оборудования и света мы двинулись через кордон охраны на бэкстейдж. В гримерке был погром, оставленный моделями после сборов. Повсюду валялась одноразовая посуда, мятые пакеты, упаковка от подарков и забытые скомканные вещи. Картина напоминала спальные кварталы Шанхая двухтысячных. Меня ждали уставшие родные, близкие друзья и остатки моей команды, чтобы подвести итоги дня и поздравить.

– Еще немного, мои хорошие, – прошептала я, развернулась и направилась с журналистами в общую зону, где готовили моделей на следующий показ.

Раздав десяток интервью, поблагодарив команду визажистов и парикмахеров, взглянула на часы: прошел еще час. Я поплелась обратно в гримерку. Там было уже пустынно, остались только любимый, сестра и подруга. С грустью подумала, что не успела поблагодарить команду и обняться с родными, села на стул, сняла тесные туфли с отекших ног с кровавыми мозолями и выдохнула. Только сейчас я осознала, как сильно у меня болит голова.

– Дайте воды и таблетку.

– Что болит?

– Все.

Сестра принесла «Найз» и стакан холодной воды. Я вытянула ноги, выпила таблетку и прижала холодный стакан к виску.

– Что это было?..

Началось все с мечты – создавать красивые платья. Помню свою первую работу в Москве в две тысячи шестом году. В большой неуютной комнате, бок о бок с десятком офисных сотрудников, я тайком разглядывала глянцевый журнал, который прятала под столом. Долистала до коллекции Александра Маккуина, по коже прокатилась волна мурашек. Тогда еще не понимала, что мое призвание тоже где-то рядом. Игнорируя знаки тела, я продолжала трудиться из угасающих сил над дизайном упаковки, сайта и полиграфии для дешевой марки косметики. Руководство это устраивало: средний дизайн среднего продукта для среднего потребителя. Мне казалось, что я застряла где-то между версткой задников для нескончаемых тюбиков с кремами и баннеров с изображениями лекарственных растений. Все дни были похожи друг на друга. Все будни трех лет как один замедленный неказистый день сурка.

Я познала многие прелести офисной культуры: субординацию, скучнейший дресс-код, наказание рублем, заговоры, гонение коллективом, бойкот, разгульные корпоративы и бессистемный контроль со стороны руководства.

Я не видела выхода из сложившейся ситуации и загнала себя в порочный круг. Мне не хватало мудрости понять, что происходит, и не хватало смелости разобраться с этим. Казалось, если уволюсь, умру с голоду где-нибудь на улице. Мне действительно так казалось, даже нет, не так: я была в этом уверена. У меня были четкие установки из детства, что нужно много работать, чтобы мало зарабатывать. Что я должна рассчитывать только на себя и не просить помощи. Что неспособна сделать свой проект, приносящий изобилие, и не достойна чего-то большего. Я совсем забыла, как звучит мой внутренний голос, по вечерам заглушая его алкоголем под злые байки о несовершенстве руководителей. И открыла в себе дар язвительного непризнанного гения, который ничего не создал, и философа, которого слушал один человек – мой бойфренд.

Я часто болела, вернее болела каждый день, с поправкой лишь на то, смогу ли в таком состоянии выйти на работу или нет. Симптомы были разные – от ангины и пониженного давления до панкреатита, но суть одна – тотальное неудовлетворение.

Ранним утром я шла на работу по пустырю от метро «Полежаевская» вдоль бесконечного бетонного забора с нецензурными надписями до 5-й Магистральной как можно дольше, чтобы отсрочить начало рабочего дня. Пятнадцать минут маршрута растягивались в мои двадцать пять минут тошноты, которая непременно наступала при воспоминании о предстоящих рабочих процессах. Было ветрено и грязно на стихийной пустынной тропе, было страшно и опасно идти в ногу с маргиналами, вышедшими опохмелиться. Но это были лучшие двадцать пять минут свободы за весь рабочий день.