– Нет. Не странно. Это как раз нормально. По сравнению с тем, как вы выкручиваете ей душу сейчас.

– С чего взял? – он остановился, перекрыв ему путь, ища в его глазах ответ на вопрос, который не был задан. – Она тебе что-то говорила?

– Что? – спросил Антон.

– Обо мне? – спросил Венд.

– Я что же, подружка? – спросил Антон

– Тогда скажи честно. Как мужчина. Поскольку ты уже прошёл тут свою настоящую и даже огненную инициацию, став из оранжерейного мальчика мужчиной космической выплавки. У тебя была с ней близость? – его зрачки опять уподобились заточенным остриям. Разве что не царапали. – Она же льнёт к тебе настолько очевидно…

Антон не ответил. Дикий допрос соответствовал столь же дикому поведению, какое он позволял и на пляже.

– Поверь, мне легче уступить тебе, чем мучить и её, и себя…

Антону вдруг пришло в голову, не хлебнул ли Венд местного опьяняющего напитка, раз настолько неадекватно и навязчиво себя ведёт?

– Шеф, очнитесь же! Не я, а вы не видите очевидного, будто лишились трезвости восприятия. Она никогда ко мне не льнула! Мы просто дружим с ней. Любим поговорить на разные мировоззренческие темы, хотя она и смешная такая…

– Смешная? Да она умнее тебя и куда как развитее! Сам ты смешон в этом своём чувстве превосходства! Зачем тогда ночью околачивался вокруг «Мечты»?

– Да просто гулял. Там же пролом в ограде был, вот я и решил искупаться в их лягушатнике…

– Водоём для лягушонка… – пробормотал Венд, – Куда ты попёрся-то купаться, если озеро рядом?

– Да так. Душно было, я весь пропотел, подумал, чего не окунуться? – Антон таращил свои чистые, абсолютно лишённые двусмысленности, глаза, как невиновный школьник перед вопрошающим педагогом. – К тому же она плохо себя чувствовала накануне, не вышла на вечернюю прогулку, я и встревожился…

– В каком смысле плохо себя чувствовала?

– Не знаю. Её тошнило в последнее время, и она как-то едва не потеряла сознание, голова закружилась, но немного посидели на поваленном дереве, и ей лучше стало. Я подумал, что это от перегрузки, от возможного малокровия. Она всегда же работает без выходных, аппетит не очень. Вот я и дал ей восстанавливающие препараты, для укрепления иммунитета…

– Заботливый ты парень. А я даже не подозревал, что она… – Рудольф изобразил странную страдальческую гримасу.

– Да у неё всё уже отлично. Вот и Франк как доктор взял над ней опеку.

– Франк не рассказывал тебе, чем она… ну… болела?

– Нет. Зачем бы ему выдавать врачебные тайны?

В порывистой, нервной откровенности Венда ощущалось нечто жалкое, плохо с ним увязывающееся. Он словно оправдывался перед Антоном, хотя Антон и не нуждался в его оправданиях. Оправданиях в чём?

– Разве она против вашей привязанности? И неужели вам, действительно, необходимо всеобщее одобрение всех наших? Мне лично, случись такое, как и Олегу, было бы не до высших разрешений, ни до всяких там одобрений.

– У нас же тут не казарма в привычном смысле, а семья. Земная семья. Мы пребываем в немыслимом отрыве от породившего нас мира, от Родины. Здесь нельзя враждовать внутри нашей замкнутой системы. Поэтому важно всё.

– Зря вы выбросили за стену ту девушку Олега, Колибри, – сказал вдруг Антон, устав от его навязчивости и тронув трагедию Олега с умыслом. В трагедии двух влюблённых людей был виноват Венд. Собственно, он и породил эту трагедию.

– Она была проститутка! – Рудольф резко изменил свой задушевный тон, – Олег чистый мальчик, землянин, а не земляной червь, как эти тут. Он и не ведал о том, что бывает продажный секс. Но если не любила? Просто пряталась от своих дружков, неизвестно, что они там не поделили. Впускать к нам духовную заразу из притонов? Ты шутишь? Что ли, – выражение «что ли» он произнёс, уже издеваясь над Антоном. Он вмиг утратил свою доверительность, внезапно ожесточившись и за свою искренность, и на Антона, и на Олега заодно. – Он нарушил настолько серьёзную инструкцию, что только такой добряк как я и не вывесил его сушиться в вакууме. Он стал откровенным преступником – убийцей после того, как не сумел справиться вначале с сексуальным инстинктом, утаив на закрытом объекте «девушку по вызову», – щажу твой деликатный слух и не называю её сущностным определением, а потом он просто провалился в омут примитивной агрессии. А если бы убили уже его? Убили Артура? Кто бы за это отвечал?