– Надо открывать. – стуча зубами предложила Наташа. – Вон как стучат!

– Ага, чтобы сейчас нам настучали? – поёжилась я и открывать отказалась.

– А что – нам есть за что? – задумалась Наташа, и, на всякий случай передумала открывать.

– Я на разведку! – прошептал Гоша и, выскочив через забор, с другой стороны от калитки, прогулялся до стучавших и сам открыл калитку.

– Заходите, быстро! – приказал он и к нам во двор залетела ватага деревенской мелюзги в возрасте от шести до десяти лет.

– Чего стучали? – нахмурившись, поинтересовалась я.

– Там, такое, такое! – выскочил вперёд самый старший, и, обрисовав руками большой круг, видимо, обозначил – что там что-то вообще – такое-притакое! – Срочно ваша помощь нужна!

– А чего стучали, не могли сразу прокричать, мы бы быстрее открыли! – буркнула Наташа.

– Так, коспирарция! – вылезла вперёд рыжая лохматая голова лет шести и, цыкнув через выпавший молочный зуб добавила. – Мы – могила!

– Ага, а так стучать, что поднять на уши почти что всю деревню – это огонь конспирация! – усмехнулась я.

– Да – к а чё, когда наш сосед так домой вечером стучит – на нашей улице сразу – никого, даже собаки в будки прячутся. – привёл нам свой весомый аргумент средний делегат.

– Ляшкина, напомни мне сходить к этому соседу! – почесала кулак Наташа и повернулась к остальной делегации: – Так и чё там?

– Это не рассказать, это показывать надо, а так не поверите! – сделав круглые глаза, прошептал самый старший.

– Ну ладно. – с сомнением протянула Наташа и кивнула мне.

Я вздохнула и кинулась вслед за ней одеваться. Через полторы минуты мы были готовы. Гоша, естественно, увязался за нами, но мёрзнуть не захотел, поэтому притащил свой рюкзак с пластиковым окошком и, устроившись там, махнул мне лапой – трогай! Я закинула рюкзак на спину самому младшему из делегации, который умоляюще смотрел то на меня, то на Гошу, и мы рванули вперёд. За нами вслед, прячась за деревья и кусты, увязалась любопытная метла.

Бежали мы по огородам и небольшому куску леса минут десять и притормозили у старой заброшенной водонапорной башни, находившейся рядом с территорией заброшенного колхозного коровника. Рядом пролегали старые проржавевшие рельсы неизвестно куда ведущие раньше, а сейчас практически полностью заросшие травой.

– Сюда! – прошептал старший мальчуган и потащил нас в выбитый кусок в стене вовнутрь кирпичной башни.

Спотыкаясь об обломки кирпича, дерева и битые бутылки, мы добежали до середины помещения и тут он нам помахал и сделал нам знак – Смотрите!

Мы подошли к стене башни и прильнули к щёлочке, которая была в старой, заколоченной деревянной двери, и стали смотреть. Ну что, впереди – уже увиденные старые рельсы, сбоку – территория колхозного телятника, всё заброшено, поломано и потоптано. Очень грустно.

– Я не очень поняла – ты нас сюда зачем притащил? – поинтересовалась Наташа.

– Цыц! – подал голос младший из ребят, самозабвенно гладивший нашего Гошу, сидевшего у него на коленях. – Щас увидишь.

Мы пожали плечами и снова приникли к щелочке. Минуты две ничего не происходило, потом вдруг перед нами, за дверью, заклубился синевато-грязный дым и вдруг появилась станция и кусок перрона, на котором стоял хвост старого деревянного товарного поезда с вагоном-теплушкой.

На станции послышались дикие крики, стрельба и грохот ног. Мы, не моргая, уставились на видимую нам часть вагона. К нему подбежал какой-то мужчина в немецкой форме, с автоматом и с перекошенным от ненависти лицом. Открыв щеколду, он рывком отодвинул её в бок и начал стрелять. Криков из-за грохота автомата мы не слышали, но видели – как из вагона вылетают куски одежды и дерева от вагона. Закончив стрелять, мужчина, подтянувшись, заскочил в вагон, осмотрелся и выпрыгнул назад, откинув на перрон сшитую из ткани самодельную куклу и коричневый потёртый детский ботинок. Выругавшись по-русски он сплюнул и пошёл в обратную сторону по перрону. Мальчишки за нашими спинами всхлипнули. Внезапно опять появилась синевато-грязная дымка и всё растаяло.